растусовавшись по палаткам, пили холодную водку и насыщались под хлебушек разогретой ленд-лизовской тушенкой. Собаки, улавливая разносящиеся по окрестностям бесподобные пищевые ароматы, заметно нервничали, ан кости грызть с надеждой на лучшее не бросали...
В скудно освещаемой ржавой керосиновой лампой крайней от дороги палатке, кою по сговору оккупировали исключительно не курящие, отужинавший ранее остальных чумазый личиной приземистый танковый механик-водитель Корытов сипло рассказывал дотоле неведомую для присутствовавших вплоть до изумления неправдоподобную историю:
– ...И вот, мужики... Подкрадывается, значит, среди ночи этот самый инженер Гарин с чемоданом этак километров на пять-шесть к немецкому заводу. Залазит в кусты, осматривается, прислушивается и принюхивается, – на сих словах рассказчик завертел подернутой рыжей кучерявинкой головой, артистично заозирался и зашмыгал курносым носом, – И вот, значит... Когда Луна выглянула из-за туч, смотрит Гарин в ее лучах на свои карманные с музыкою часы и принимается открывать чемодан, а тот ну, ни в каку-ую! Он, значит, сует в замки ключи. Они суются, а провернуть их никак, хоть тресни! И не раскурочить этот самый чемодан, потому как можно ненароком раскокать этот самый оптический гиперболоид! А раскокаешь его, так получится: а за каким хуем тогда пёрся в этакую даль?! О кака-ая сраная хре-ень!..
– А надобно не сам чемодан-та курочить, а евоные замки отверткою или стамескою! – перебил малограмотный некогда сторож городской типографии Филинов, на диво склонный к дремоте хоть лежа, хоть сидя, хоть стоя, – Какой же из нево энжинер(?), коли наш-щет пустяшности не может смякитить! Гнать в шею таковских энжинеров из производства! Позор вредителям родины и коммунизму!
На Филинова зашикали, загудели, возмущенно советуя подремать, что и он без промедления исполнил даже и не вставая с заменяющего табурет осинового чурбака: уронив на грудь плешивую голову и сонно засопев, возмутитель спокойствия тем самым развеселил хмельную аудиторию...
– И чего дальше(?), Корытов, – облизывая ложку, поинтересовался молодехонький солдатик, личиком смахивающий на сказочного Иванушку-дурачка, – Чего дальше-то?!
– Чего дальше? – тяпнув водки из алюминиевой кружки и с телесным содроганием понюхав до блеска замазученый рукав своего черного комбинезона, задался вопросом танкист и томно потянулся, мечтательно возопив: – Э-э-эх-х! В ба-а-аньку-у бы-ы-ы ве-еничком вше-ей позаба-а-ави-ить!!!
– Да не ломайся, Корытов. Будь человеком! – заумолял смахивающий на Иванушку-дурачка, – Рассказывай бесперебойно!
– Ну.., слушайте, – смилостивился балагур, – Так... Туда, сюда суёт по карманам свои грабли-то этот самый инженер Гарин, а ничего подходящего нет: ни отвертки, ни плоскогубцев, ни запасных ключей.
– Вот туебень! – возмутился вечно хмурый некогда колхозный конюх Никита Козлов.
– Это кто же тут туебень?! Это я-я-я ту-уебень?! – окрысился рассказчик.
– Да побойся бога, Корытов!! – суматошно завращав зрачками выпученных глазищ, всполошился Никита, – Я ж не про тебя! Я ж про инженера! Да какой же он на-а хрен инженер(?), если без запасных ключей и отвертки! Побойся бога, Корытов!
– Граждане бойцы, прошу больше не перебивать! Проявите сознательность! – долбанув кулаком по наскоро сколоченной из бросовых досок столешнице, призвал Корытов, – А то мне уже спать хочется, а я тут вам еще вместо репродуктора лясы точи!
– Давай-давай! – с нескрываемым нетерпением подначило подобие Иванушки-дурачка, – Ты не серчай на дураков-то! Ты рассказывай!
– Ну вот.., – призадумался Корытов, – Раскурочил, значит, в конце концов инженер Гарин кривым гвоздем чемодановые замки и вынул оттуда свой похожий на маленький миномет гиперболоид. Установил его на от зенитного пулемета станок, и давай шустро магнету накручивать...
Заработал гиперболоид и долбанул в черное небо тонким-претонким и шибко ярким лучом. Аж некоторые из птиц в этом самом луче поджарились на лету и на землю попадали. А Гарин нацелил свой гиперболоид на немецкий танковый завод, и давай кромсать его с потрохами вдоль и поперек в клочья! Аж ошметки во все стороны! А Гарин хохочет и орет: «Вот вам, фашисты поганые, гостинец от товарища Сталина»!
– Ух ты-ы-ы! – восхитился смахивающий обличьем на сказочного Иванушку-дурачка, – И чего ж дальше?!
– А дальше было так.., – в очередной раз призадумался Корытов, – А дальше вот как... В пух и прах раскурочил Гарин фашистский танковый завод. И давай окучивать динамитную фабрику, которая аккурат с тем заводом по соседству стояла...
Кромсал-кромсал, кромсал-кромсал, а когда дошел до складов с готовым динамитом, та-а-ак(!!!) долбануло, что всё в пух и прах! Даже вся контора с домом культуры и сараями на воздух взлетели! Никто не выжил! Всех в клочья! А Гарин зыркает туда-сюда и ищет, чего бы еще раздолбать под орех!.. Но больше ничего подходящего так и не сыскал...
– Так ему, поди, только за это звезда Героя Советского Союза наверняка?! – предположил всё тот же неугомонный смахивающий на Иванушку-дурачка.
– Да какая там звезда Героя? – Корытов обвел всех соловым взором и сплюнул через губу на валенок похрапывающего Филинова, – Да его сразу же на-а две звезды представили! Одну за танковый завод, а другую за динамитную фабрику. А Сталин сказал: «Херня! За такое и ажно двух звезд маловато! Дать инженеру Гарину три!»
– А за что ж третью-то?! – полюбопытничало подобие Иванушки-дурачка.
– Так за это же.., – заменжевался было Корытов, – Так... Так за гиперболоид же! – нашелся он и со всего маху хлопнул себя по чумазому лбу чумазой ладонью, – Он же изобрел и сконструировал для обороны родины гиперболоид! А еще ему за это были дадены новехонький патефон, дача по соседству с товарищем Берией и трофейный мотоциклет!
– Так скока жа звезд в конце концов энтому самому Гарину было дадено?! – поинтересовался с чурбака вдруг молниеносно проснувшийся малограмотный некогда сторож городской типографии Филинов.
– Так по справедливости, – затяжно позевнув, заверил Корытов.
– А скока ж эта – па справедливости? – продолжил спрос Филинов.
– Так три-и(!) ж. Сколько Сталин отвесил, столько и преподнесли! – артистично отмахнулся от докучливого Корытов.
– Опя-ять за своё-ё-ё?!!! – забазлал ворвавшийся в палатку зам Великанова по технической части лейтенант Ионов, – Коры-ы-ыто-ов-в!!! Ты-ы когда-а-а ж наконец-то, шу-ут горо-оховы-ый, остепени-и-ишься-я?!!..
Стремительно прояснило. Волчара надсадно завыл на нагую Луну. Его тут же поддержало еще несколько соплеменников, но главным образом с нервозным подвывом, что для волевого пса оказалось не по нутру. И солист, раздраженно рыкнув, умолк, избавив тем самым самодеятельный хор от своего сольного участия...
– Чё, сучьи детки, развылись?! – обернувшись, прошипел лейтенант Ионов, тем временем нещадно песочивший на предмет бесшабашной болтливости собственноручно припертого спиной к сосновому стволу механика-водителя Корытова.
– Ага, и чего выть? – поддержал экзекутора морально караемый, – Всамделишные сучьи дети. А еще многие из них с голодухи собственное говно жрут, а то и даже чужое. Шавки.
– И ты у меня собственное говно будешь жрать, и чужим не побрезгуешь, если еще хоть раз примешься трещать о политике! – злобно прошипел Ионов, – А хотя бы еще разок упомянешь своим поганым языком това-арища Ста-алина(!), так я тебе... Так я тебя... Ведь загребут же тебя, дурака, энкавэдэшные особисты и еще в кутузке разъебут в лепешку как бог черепаху! Даже до лагеря не дотянешь, скотина!..
Тем временем на постоянку улыбчивый смахивающий на Ленина ветеринар заканчивал вечерний обход: приблизившись ко всякому подопечному с ласковым разговором, он трогал его нос тылом ладони и вслух констатировал самочувствие. Если попадался пес с иссушенной хворобным жаром сопаткой, Лукич степенно вынимал из саквояжа наполненную малость разбавленной водкой чекушку, раскупоривал, ловко захватывал верх пасти пятерней с противоукусным напуском губ на зубы и, задрав псиную морду к небу, с характерным буль-булем заливал алкоголь в глотку, всякий раз приговаривая: «Пьянствуй, пьянствуй на здоровье. Пьянствуй, пьянствуй против хвори...»
– Ну шо сегодня(?), Лукич! – мимоходно поинтересовался старшина Полтавченко.
– Пока только трое! – с легкостью в голосе сообщил склонный к нетрадиционности врачеватель, – Надеюсь, что на сегодня на этом и всё! Осталось-то обследовать самую малость: хрен да ни хрена!
– До-о-обре! – добродушно отметил Полтавченко.
Около полуночи лагерь всполошил прозванный Звездочетом студент-недоучка астрономического факультета Коля Горобец...
Устроившись на пеньке, этот с отрочества одержимый жаждой познания космоса маменькин сынок увлеченно наблюдал Вселенную через оптический прицел самозарядной винтовки. И сей обзор небосвода закончился бы как обычно – тихо-мирно с чувством собственного удовлетворения, если бы... Если бы не одурманивший светлую головушку треклятый перепой, сподвигший Колю на прицельную стрельбу по Луне...
«Ско-о-олько-о же ва-ам, дурака-ам, говори-ить(?!), чтобы Звездоче-е-ета-а не спа-а-аивали-и!!! – обезоружив очумелого Колю, заорал в сердцах Великанов, – Бля-я-я, у него же от спиртного мозги-и закипа-а-аю-ют!!»...
Колю разговорно подуспокоили, увели в палатку, напоили расслабляющим отваром из сбора душицы с валерьяной и убаюкали, на всякий случай наказав дневальному, чтобы доглядывал за Звездочетом не смыкая очей...
Утром Коля проснулся как ни в чем не бывало, даже и не имея в памяти ни малейшего фрагмента своего полуночного фортель-мортеля. А вот любителю поспать некогда сторожу городской типографии Филинову пробудиться было уже не суждено...
– От чего? – спросил майор Великанов осмотревшего тело ветврача Лукича.
– Да бес его знает, Андрей Николаевич. Я ведь врач-то не человеческий – скотский. Но, думается, не иначе как сердечный разрыв. Научно выражаясь, инфаркт. Не всем же на войне суждено от штыка или пули...
Распорядившись о выделении для копки могилы под Филинова шестерых солдат, Великанов переключился на повседневность:
– Так-так-так. Быстренько завтракаем и опохмеляемся! И борзо кормить и кормить кобельков! Да, оттяните-ка танки еще метров на сотню к роще, чтобы голодных не раздражать. А я на передовую для рекогносцировки...
Загудели трофейные бронекоробки, ароматизируя атмосферу предвещающим кормежку бензиновым перегаром. Обуреваемые зверским аппетитом псы заполошно затявкали, заподвывали и заметались, в струну натягивая поводки...
Поводыри, с напрягом сдерживая рвущихся к танкам подопечных, вывели на исходную навьюченную увесистыми муляжами взрывзарядов первую тройку и вразнобой завыкрикивали шаблонный дрессировочный код: «Ням! Ням-ням! Ням! Ням-ням-ням!..»
Что-о(!!!) тут начало-ось!.. Псы чуть ли не волоком тащили поводырей к заветным кормушкам!..
До отвала налупендившись под танками выставляемыми через донные люки сытными блюдами из хлебушка вперемешку с американской тушенкой, довольные псы, пусть и без особой охоты, но все-таки без какого-либо оголтелого сопротивления шли к местам привязи. Время от времени танки для приближения обстановки к боевой либо пулеметили,
