стихами выразить свою любовь. В кансонах воспеть её красоту и верность, что путеводной звездой привела к свершившейся победе. Но силы оставили его, не мог он подняться самостоятельно.
Скоро спустившись из ложи, почти бегом от великой радости, к победителю устремилась королева. А вслед за ней, не выдержав душевного напряжения, со слезами на глазах последовал принц Адемар, дабы приветствовать доблестного защитника королевской чести, в бою доказавшего силу своей любви, величие и благородство души. Более достойного отца принц не мог себе пожелать. Увидав приближающуюся королеву, Ланфранк предпринял чудовищные усилия, пытаясь встать на ноги, дабы приветствовать её величество. И только подбежавший Адемар в последний момент успел поймать падающего без чувств отца. Оруженосцы и пажи соорудили носилки и унесли рыцаря в замок, где сняли измятые латы и уложили на ложе, призвав лекарей.
Сменилось немало дней и ночей, прежде чем рыцарь-трубадур исцелился от ран и встал с постели. Всё это время королева не отходила от его одра. И первое, что увидел рыцарь, обретя сознание, был ангельский лик возлюбленной, столь долго и страстно воспеваемый им в добрых кансонах.
Мою любовь я не забуду,*
Узрев далёкие края.
Ей верен я везде и всюду,
Тому порукой — честь моя.
И подтверждают песнь моя и слово
Что счастия не нужно мне другого.
Влюблён в одну и ту же,
Боюсь я лишь разлуки с ней.
Разлука! В мире нет напасти хуже.
В скором времени юную голову принца Адемара увенчала корона. Королева-мать наконец-то смогла обрести счастье и покой: она вышла замуж за Ланфранка, виконта де Руер. За горестные дни разлуки любовь их не остыла, а наоборот, более окрепла. Они уединились в старом замке, где прошли детские и юношеские годы Эйны, где впервые в их сердцах зародилось великое чувство любви, способное творить в людских душах чудеса. Окружённые почётом и уважением, они прожили свой век в любви и согласии.
Много стихов сочинил ещё Ланфранк, но и достаточное количество кансон об их жизни сложили бродячие трубадуры. И мы с почтением кланяемся сим творцам, что с таким изяществом сплели сканные узоры словесов.
Теперь окончен мой рассказ*
О любящих, в которых страсть
Над временем имела власть,
И стойкость сохраняла свято,
И верностью была богата.
И всем любовникам она
Примером послужить должна.
***
Вечерняя заря холодит воздух вольными морскими ветрами. Зябко стало стоять у серых безымянных надгробий, вслушиваясь в таинственный шёпот ушедших веков. По каким-то необъяснимым причинам, доверившись мне, камни только что явили на подмостках моего воображения сию повесть. И, вероятно, я был единственный зритель и слушатель за всё время их существования. Возникшие образы, парившие вкруг меня, стали таять и, словно актёры на сцене, в прощальном поклоне скрылись за занавес из наступающих сумерек.
По-видимому, внутреннее моё состояние предрасполагало к возможному контакту двух миров, причиной этому могло послужить созерцание романтических руин. Чувства были обострены и настроены на сверхчувствительный диапазон восприятия, отчего я и уловил витающую над развалинами энергетику старины, располагающую к поэтической меланхолии романтического средневековья. Да к тому же недавно прочитанная книга «Жизнеописания трубадуров», изданная в XVI веке Жаном де Нострдам, братом великого астролога, тоже сыграла немаловажную роль в мечтательной душе автора.
