Магия женского голоса, часть 1.

обязательств перед расставанием мы  друг перед другом обычно не давали.  И расходились  сравнительно легко. Хотя и не всегда легко.  По  всякому бывало. На то она и жизнь.
                А вот здесь мне стыдно. Я до сих пор помню ее разом опавшее лицо и застывшие, как от удара,  громадные  серые глаза, когда мы встретились с ней взглядом в кабинете ОНОТ.  Я здесь не сдержался. Причем не сдержался рефлекторно и всего лишь на мгновение. Но что-то в моем лице показало ей степень моего мужского разочарования  ее видом.
                Я тут же взял себя в руки и широко улыбнулся, пытаясь загладить эту мою нечаянную оплошность. Но было уже поздно. Я показал ей,  а точнее  даже,  не показал, а  публично продемонстрировал ей, что она для меня, для мужчины,  как женщина не существую и потому не интересна. И это был удар по  ее женской сущности, по ее женскому самолюбию. И удар страшенный.  Тем более для женщины внешне невзрачной, а значит,  зацикленный на своих женских недостатках.
                Когда мы разговаривали или беседовали  друг с другом по телефону  и  даже по долгу беседовали, то она чувствовала мой мужской  интерес к ней, интерес к  близкой по духу женщине интеллектуалке, она чувствовала, что соответствует уровню моего интереса. И  вполне естественно, что  она в этом момент ощущала  себя умной,  обаятельной  и даже красивой женщиной, вполне интересной для этого мужчины.  А мой взгляд ей показал, что она ошибалась.
                И дальше все было уже бесполезно. Она съежилась, сжалась, точно  свернулась,  разом отгородившись от меня непроницаемо глухой стеной отчужденности.  Правда, я все же  пытался выправить положение,  что-то говорил, шутил, даже рассказал какой-то анекдот, но все было бесполезно.  Она отвечала мне сухо, сдержанно, через силу,  словно бы выдавливая из себя нужные слова и только лишь по деловому. И никакого разговор у нас  не получился.  Встреча оказалась бессмысленной.  А потому ненужной. Лучше бы я сюда не заходил.
                Я зашел тогда  в кабинет, веселый, довольный результатами совещания,  поздоровался с десятком сидевших там женщин,  представился  и спросил Людмилу Марковну. Она назвала себя, я глянул на нее и увидел самую обычную, простенькую женщину лет сорока, ничем не выделявшуюся  среди других и даже старавшуюся не выделяться.  Самая что ни на есть серенькая,  незаметная мышка,  серенько одетая, с  нелепым  пучком из жиденьких пепельных волос, стянутых на затылке  резинкой,  с большими учительскими очками в немодной оправе,  косо сидящих на приплюснутом носе картошкой и тоненькими бесцветными губами  маленького рта. Увидел я ее такой невзрачной, некрасивой,  разом по мужски  разочаровался  и не смог скрыть своего разочарования.
                Вот за эту сцену нашей первой и последней  встречи мне стыдно до сих пор.  Когда я подошел к ее столу и сел на освободившемся  для меня  стуле и глянул на нее, она сняла очки и неловко, растерянно улыбнулась. Она стеснялась передо мной за свою некрасивость. А глаза без очков у нее были хороши.  Большие, светло голубые, почти серые, глубокие до бездонности. Как горные озера  при затянутом в облака небе. В этих глазах стояли слезы.
                Мне стало нехорошо. И я растерялся. Ничего такого вроде бы и не было, ничего вроде бы не произошло, но,  в то же время, произошло.  Произошло нечто стыдное и постыдное, неприемлемое для настоящего мужчины.  А потому страшное. Произошло  то самое, отчего у меня до сих пор, через столько прошедших лет,  сжимается сердце и начинают полыхать  щеки. И вправду говорят,  что самые страшные судьи для нас – это мы сами. И мы несчастны лишь тогда, когда сами в этом убеждены. А то, что я тогда проявил непорядочность по отношению к этой женщине,  для меня самого  яснее ясного.
                Я хотел было позвонить ей на другой день. Но не получилось. Не получилось и на следующий день. Но может потому и не получилось, что не слишком хотел. Во мне что-то надломилось, я что-то потерял во время этой нашей встречи.  Желания поговорить, побеседовать с ней исчезло, испарилось, пропало.  А необходимость в них осталась.  И у меня  потом частенько возникала мысль – зря я тогда к ним зашел! Ой, как зря! Не надо мне было этого делать!  Зря поспешил!
                А потом меня перевели на другую работу, где связей  с ОНОТ  у меня уже не было. Но  все же иногда, когда меня попирало на работе  до невозможности и хотелось выругаться матом и  послать все к «чертовой матери», я ловил себя на мысли о том,  что моя рука, как к спасительному кругу,  невольно тянется к телефону, чтобы набрать ее номер. Но я ни разу не сделал этого. И до сих пор, где-то в закоулках свое души, жалею об этом.

PS  В принципе, если разобраться, некрасивые женщины с богатым внутренним миром, не могут быть внешне некрасивыми. Ибо разнообразие и многоликость их внутреннего мира не могут не отражаться на лице. Просто, они бывают слишком уж задавлены жизненными обстоятельствами и неувереннсотью в себе. Если же их сводить к хорошему стилисту и дать возможность поверить в себя, то они преображаются до невозможности. И сразу же становятся и красивыми, и обоятельными и по настоящему неотразимыми.

Много раз был свидетелем таких необъяснимых вроде бы преобразований в женщинах! Словно бы вчерашнюю  лягушку поцеловал принц и она стала... Вы сами хорошо знвете, кем она стала! И я не буду об этом.