После расставания с Хесуром Уна некоторое время блуждал вдоль берега в гавани Медума. Мерикар...Друг и учитель, взявший на себя заботу о его воспитании после безвременной и страшной кончины его отца, номарха благословенного Мемфиса. Отправившись после страшного восстания в Фивы, жрец сумел убедить фиванских деспотов в том, что юный Уна-Амун, еще совсем мальчик, не представляет опасности для Владыки Обеих Земель, оградив повергнутый в хаос город от беспощадного разграбления ливийскими и кушитскими наемниками. Древняя столица Стигии, обескровленная и находившаяся в запустении, получила возможность залечить раны с надеждой на будущее возрождение. Мерикар верил в то, что Пта не оставит свою цитадель, но сила Амона внушала ужас юному князю. Насколько солнце столицы может быть губительным, он понял, когда сам приехал в Фивы, как заложник. Сколько раз Мерикар своими спокойными речами сдерживал порывистого князя, ограждал от опрометчивых поступков! Каких усилий старому жрецу стоило лавировать, угождать, убеждать, склонять голову перед теми, кого он считал виновниками бедственного положения милого сердцу города, Жизни Обеих Земель. И вот, сердце старика не выдержало...Уна до боли сжал кулаки и превозмогая ком в горле, поднял к ночному небу глаза, в уголках которых блестели слезы ненависти. «Твоя смерть не останется неотмщенной, Мерикар! Я отправлюсь далеко, за Великое Сирийское море и вернусь с закованными в медные доспехи воинами, при одном виде которых эти жалкие псы пустыни разбегутся, как стая шелудивых шакалов, заслышавших рык горного льва. Клянусь тебе!».
Из таверны, прямо ему под ноги, выкатилось несколько сплетенных тел. Их окружили визжащие портовые девки, с упоением поддерживающих иступленно лупцевавших друг друга гребцов его судна и местных носильщиков. Поморщившись, князь обошел их стороной и направился к своему судну, стоявшему у причала в дальнем конце пирса. Стражники молча отсолютовали ему, когда он направился по трапу на палубу и пройдя к противоположному борту, присел в плетеное кресло у небольшогот столика, за которы они с Хесуром беседовали в пути, когда старика не мучила морская болезнь. Он глубоко вздохнул. Может быть он был слишком несправедлив к старому жрецу? В конце концов, воля Матери Бога не оставила ему выбора...Краем глаза он заметил, как чуть поодаль, у кормы, возникла неясная тень и осторожно стала приближаться к нему. Уна схватился было за кинжал, кляня про себя стражу за разгильдяйство, но в этот момент раздался тихий голос, говоривший с акцентом жителей Верхней Стигии:
– Во имя Птаха-Секера приветствую тебя, Уна-Амун.
Ночной гость откинул с головы капюшон и проведя рукой по бритой голове, исподлобья посмотрел на князя. Этот взгляд был известен всем в Фивах. Говорили, что для всесильного Сенефера нет человека, более ненавидимого, чем обладатель этих пронзительных голубых глаз на обезображенном страшными шрамами лице. Уна помнил, как Мерикар запретил ему расспрашивать о происхождении этих шрамов и только назвал имя того, чье присутствие заставляло бледнеть дворцовую стражу. Легкий ветерок подул с Нила, и князь внутренне содрогнулся, когда шрамы на лице ночного гостя пришли в движение в трепете пламени светильника, будто клубок сцепившихся в смертельной схватке змей...
С трудом сохраняя самообладание, Уна указал на небольшую скамью, предназначенную для Хесура и, обернувшись, намерился позвать стражника, чтобы тот принес вина и закусок, но гость вновь подал голос, звучавший тихо и уважительно:
– Не беспокойтесь, Уна - Амун. Не думаю, что у вас есть лишние стражи...Я полагаю, Вы знаете, кто я?
Уна присел в кресло и ответил, стараясь не смотреть на играющие в неровном свете шрамы:
– Менус, ими-из Матери Бога. Безграничное доверие к Вам общеизвестно. Ваш визит честь для меня. Я так понимаю, что Херетхетес...
Менус поднял руку, давая знак замолчать. Он тихо проговорил:
– У меня послание не от Матери Владыки. Великие Девять обращаются к Вам...Те, чьи имена нельзя называть…Грядет битва, князь, и, если их служители одержат победу, Они вернутся.
Уна несколько озадаченно посмотрел прямо в ледяные глаза Менуса:
– Вы не могли бы говорить яснее. При нашей встрече Матерь Бога и так наполнила мою голову загадками, достойными Хранителей печатей Дома папирусов. Я воин, а не жрец, ими-из. Не тратьте время попусту.
Менус вкрадчиво произнес:
– Вы знаете, князь, о ком я говорю. Вы видели Их…Там, на острове Карликов...
Уна похолодел. Он вспомнил, как после долгого плавания по Великой Зелени, они с Арвадом высадились на странном острове и в поисках воды наткнулись на руины древнего храма, занесенные песком. На внешней стороне пилона из каменных листьев рельефов скалили пасти львиноголовые змеи, увенчанные короной, с человеческими руками. В ночь перед отплытием, Уна проследил за финикийцем и видел, как тот выкопал из песка на месте алтаря статую женщины, державшую под грудью ребенка, и, преклонив колени, издавал гортанные, шипящие звуки на неведомом языке. У статуи была морда рептилии...
