Глава 12. Великие Девять

Придя в себя, Хесур довольно долго лежал без движения на холодном каменном полу. В давящей, мертвенной тишине, словно в давно заброшенном склепе, стук сердца, казалось, эхом отдавался от древних стен. Он со стоном перевернулся набок и попытался встать. С трудом, но ему это удалось. Дрожащие ноги едва держали его и Хесур оглянулся в поисках какой-нибудь опоры. С удивлением и некоторым страхом он обнаружил, что стоит в центре полукруглой залы, вдоль стены которой располагался ряд из девяти каменных кресел, больше похожих на троны. И лишь одно из них пустовало. Царивший полумрак не позволял разглядеть сидящих, но Хесур практически физически ощущал исходившую от них ауру величия. Раздался спокойный, наполненный огромной внутренней силой голос:
- Приветствуем тебя, Хесур, сын Тефиби.
Сами собой зажглись факелы по периметру залы и Хесур смог разглядеть сидящих, подобно изваяниям, таинственных незнакомцев. Не зная, кто конкретно обратился к нему, он склонился в глубоком поклоне и произнес:
- Да живет Хор, воссиявший в Истине.

Медленно выпрямившись, он посмотрел прямо перед собой, и с некоторым страхом увидел, что сидящие пристально, оценивающе изучают его, в свою очередь, давая возможность разглядеть себя. Хесур не смог скрыть своего изумления при виде представителей народов, некоторые из которых были известны ему лишь по описаниям в древних папирусных свитках и происходили из самых отдаленных уголков известной ему ойкумены. Он узнал одетого в хурритскую рубаху хетта, который единственный из всех присутствующих был одет в высокую коническую шапку и башмаки из желтой кожи с загнутыми к верху мысами. Великие битвы минувших времен со стремительно, словно ветер, налетавшими колесницами, давно канули в бездне времени вместе с ужасными возничими, приводившими из Стигии сотни пленных, находивших страшную смерть на алтаре грозного Тешубы. Справа и слева от хетта восседали черноволосые, с витиевато заплетенными бородами выходцы из Двуречья. Хесур узнал их по глиняным табличкам, испещренных клинообразными знаками, которые они сжимали унизанными перстнями пальцами. Однажды, в библиотеке храма Амона, он уже видел подобные письмена и до сих помнил, какой седой древностью веяло от них…Поговаривали, в личных покоях Матери Бога видели статуэтку богини Иштар, куртизанки богов. Некоторые злые языки даже утверждали, что «невесты бога» занимаются плотскими утехами со жрецами храма Амона на восходе Венеры, звезды Иштар. Халдеи, так, кажется, называли этих таинственных выходцев с далекого Востока, почитавших эту богиню в пронизанном магией Вавилоне и практически занесенном песком Уруке. Какие страшные тайны скрывают эти неказистые, с виду, обожженные на солнце глиняные таблички?
Рядом с халдеем сидел эламит, шею которого украшала золотая пектораль невиданной красоты, но не ее изящество заставило сердце Хесура биться чаще, а невозмутимый вид завернутого в полотнище с нашитыми флажками из цветной пряжи, бритого наголо, кочевника-номада, взиравшего на жреца, с соседнего с эламитом кресла, с равнодушием и спокойствием верблюда, размеренно бредущего по пустыне вечности. Человек песков….

Гневная волна накрыла Хесура и он уже был готов броситься на ненавистного врага, чьи соплеменник растерзали несчастного Бэба на берегу Великой Зелени, обрекли на страшные метания душу, лишенную покоя гробницы с мумифицированным по всем канонам телом. Он сделал шаг по направлению к кочевнику, но был остановлен тем же голосом, который приветствовал его, но, на этот раз, он был подобен грому:
- Остановись, не искушай Судьбу, определенную тебе!
Хесур замер и медленно повернулся к говорившему, которым оказался молодой, одетый в длинную мужскую юбку и легкую рубаху, кефтиец, сурово смотревший на него с высоты своего кресла, чуть подавшись вперед. Хесур виновато склонил голову. Ему вдруг стало плохо, и он с трудом сдержался, чтобы не упасть. Кефтиец сделал знак рукой и рядом с Хесуром возникла небольшая скамья, на которую он присел и облегченно перевел дух. Сердце вновь защемило тупой болью. На миг ему показалось, что в глазах кефтийца он увидел жалость и разочарование, но уже в следующий миг усомнился в этом.

Голос молодого кефтийца звучал жестко и назидательно:
- Ты здесь не для того, чтобы отравлять воздух ядом своей ненависти!
Хесура молчал, пытаясь справиться с мелкой дрожью, которая, внезапно, охватила его, словно в лихорадке. А кефтиец продолжал, уже немного смягчившимся голосом:
- Полагаю, ты понимаешь, кто мы и зачем призвали тебя, Хесур, сын Тефиби?
Хесур молча покачал головой, не в сила произнести ни слова. Он вдруг осознал, насколько обманчива молодость говорившего. Тем временем, кефтиец продолжил:
- Что ж, Хесур, позволь мне приоткрыть завесу неизвестности. Тебе определено помочь Уна–Амуну поднять навечно стены храма, построенного Пта своими пальцами, основанного Тотом для владык Мемфиса. Ибо битва началась…, - он помолчал, пронзительно глядя на жреца.

Мысли жреца путались. Ачет Хуни сказал ему, при прощании, что Уна выполняет важное поручение Матери Бога и он, Хесур, должен помочь ему в найме данайцев и постройки морских судов в Навкратисе, получив от имени Уретхетес средства в Лабиринте Файюма. Памятуя о том, что Уна недавно доставил плиту для саркофага Владыки, Хесур был уверен, что князь отправится морем в Библ за ливанским кедром для отделки Дома жизни престарелой Уретхетес. Оказывается, цель похода Уны другая…Неужели заговор против Владыки? За это можно поплатиться головой!

Он произнес хриплым голосом:
- Князь настаивает на моем возвращении в Фивы. Он больше не доверяет мне.
Кефтиец едва заметно улыбнулся:
- Исида вручила ему ключи от врат Неизбежности, но не наделила пониманием Неотвратимости. Ваши пути сплелись, подобно двуглавой Уаджит и отныне неразделимы. Он поймет это…Служители Змея в окружении Владыки становятся все сильней. Ты должен помочь князю. Оберегать и наставлять его. Мы поможем тебе.
Кефтиец замолчал. Черноголовый халдей с глиняной табличкой подал знак Хесуру приблизиться и торжественно обратился к нему на древнем наречии, которое Хесур, к своему немалому удивлению, с легкостью понимал:
- Радость светлого Ана, мудрая госпожа горы Инанна, Хесуру, сыну Тефиби, говорит: Совет тебе дам, прими его! Слово тебе скажу – выслушай! Следуй за Избранником к Жизни Обеих Земель, и дальше, в Великое Сирийское море. Укроти быка и избавь голубок от клетки. Пусть возрадуется сердце Матери, ибо битва началась…
Хесур нахмурился и озадаченно обернулся к кефтийцу. Тот понимающе посмотрел на стоящего в смятении писца и спосил:
- Полагаю, тебе не известно о похищении Невест Бога другом Уна-Амуна, финикийцем Арвадом? – Хесур, ошеломленный, отрицательно покачал головой и кефтиец продолжил, - Их имена Саткамос и Сатамон.
Хесур внутренне похолодел. Тогда понятно, почему ачет Хуни выглядел таким взволнованным и старательно отводил глаза, когда провожал Хесура до паланкина, доставившего его к судну Уны. В самом сердце Стигии похищены сестры Владыки, жрицы храма Амона! И это в день празднеств дня рождения и восшествия на престол юного царя!
Он обернулся к халдею и увидел, что тот протягивает ему свиток папируса, который Хесур принял, приложив ко лбу, как великую ценность. Халдей произнес:
- Это молитва поможет тебе избегнуть встречи с Анубисом. На время…
Хесур отступил и кресла халдея и услышал гортанный голос эламита:
- Подойди и склони голову, Хесур, сын Тефиби.
Он повесил на шею жреца медальон, на котором был изображен миниатюрный бык с черными пятнами, покрытый тонкой пластиной из горного хрусталя и сказал:
- Пусть Неизбежное станет Неотвратимым
Медленно выпрямившись, Хесур встретился взглядом с номадом, взгляд которого, казалось, пронизал его насквозь. Хесур отступил на несколько шагов и, оказавшись в центре залы, обвел взглядом присутствующих. Перед его глазами стояло грустное лицо его сына и он, начал говорить сначала тихим, но, с каждым словом, набирающим силу голосом:
- Я выполню то, что должно, Великие Девять. Но…я прошу Вас. Сделал я погребение доброе не имеющему его. Сделал я его сыну своему, когда несчастье случилось в Стране Людей песков, несчастье великое…».
Он посмотрел прямо в глаза кочевнику, который все также сидел, исполненный покоя ночной пустыни. Голос Хесура дрогнул:
- Даруйте душе моего сына покой и лучший мир…Прошу вас»
Из его глаз потекли слезы. Он молитвенно упал на колени, опустив голову. Кочевник рывком встал с кресла и, подойдя к Хесуру, помог ему подняться с пола и, смотря ему прямо в глаза, произнес:
- Единственный, кто может подарить покой твоему сыну – ты сам. Помни об этом. И спеши, Анубис уже подал голос…
Кочевник вернулся на место и вновь замер, подобно изваянию. Из мрачного, сокрытого во тьме чрева пирамиды накатывался, нарастая, вой шакала, эхом прокатываясь по зале. Факелы на стенах разгорались все ярче, будто черпая энергию из каких-то иных, неизвестных источников. Пламя ревело и его языки лепестками, словно купол, сложились под потолком залы и, вспыхнув, погасли, медленно догорая в ложах факелов. В полумраке Хесур увидел лишь пустые каменные кресла. В тишине послышались тяжелые шаги и шум тяжелого дыхания, наполнявшего воздух смрадом разлагающейся плоти. Хесур торопливо развернул свиток халдея и начал читать, стараясь придать голосу твердость, которой не испытывал:
- Жертва, которую дают Великие Девять для Анубиса, пребывающего на холме своем, сущего в Уте, владыки земли святой, чтобы он дал выход голосом для Хесура, и говорят тебе: Прими заупокойные дары и проводи его сына в город вечности.
Смрад заполнил все вокруг и уже теряя сознание, Хесур почувствовал, как на его плечо легла тяжелая мускулистая рука и рыкающий голос, больше похожий на лай, произнес отрывисто:
«Да будет так…».