тело женщины... новоявленная Клеопатра

впечатление, что между ягодицами у него зажат юбилейный рубль и он озабочен единственным: как бы этот рубль оттуда не выпал.

      Чиновник встретил «гостя» приветливо, держался просто, не корчил из себя пурица, не задавал лишних вопросов. Разговор вёлся, как говорят в дипломатической среде, «не для протокола». Время шло, а никаких авансов от будущего «тестя» Мэлор не получал. Он и так и эдак намекал папе своей единственной на их близость, возможную перспективу их совместной жизни, но тот с завидным спокойствием, в лучших традициях советской дипломатии, всё пропускал мимо ушей. Когда Мэлор выпил очередной «чинзано» и, обсасывая перезрелый банан, рассматривал коллекционный охотничий арсенал, высокопоставленный чиновник отвёл свою дочь в сторону и спросил:
      -У вас это серьёзно?
      -Папа, я почти беременна… – кротко ответила дочь, уронила виноватый взгляд и шумно вздохнула.

      Папа подозвал будущего «зятя»:
      -Молодой человек, чем вы занимались последнее время?
      -Я был «нарочным», – и видя недоумение на лице чиновника, будучи на редкость наивно-простодушным, поспешил объяснить, – два года общего режима на нарах, – и с достоинством добавил, – без конфискации и без поражения в правах.
      Чиновник забеспокоился. Он был достаточно образованным, хорошо воспитанным человеком, он ценил и понимал юмор, даже стихи писал… иногда… Но чтоб так! Чтоб с ним! На его да… Сдерживая благородный гнев, окрасивший в небесный пурпур его отвислые уши, чиновник встал и вышел в соседнюю комнату, в которой только что Мэлор любовался охотничьим арсеналом. «Пошёл за дробовиком, – с ужасом подумал он.– Щас он меня жаканом… вдребезги».        И в ужасе закрыл глаза…

      Чиновник вернулся и протянул ему свёрток.
      -Что это? – осторожно поинтересовался Мэлор.
      -Это деньги.
      -Сколько?
      -Не считал. Мне только вчера их дали. Тысяч десять, может, больше.
      -Приличная сумма.
      -Это вам. Берите.
      -Мне? А за что?
      -Это деньги за мою дочь: я вам – деньги, вы мне – дочь.
      -Нет, – решительно и твёрдо отрезал Мэлор, – я людьми не торгую. Это безнравственно.
      Возлюбленная пискнула от удовольствия и торопливо зааплодировала от восторга. Чиновник понял – игра проиграна. Он наклонился над несостоявшимся – теперь уж точно – «зятем», как коршун над добычей. Открыл рот так, что «добыча» свободно смогла сосчитать в нём все поражённые кариесом зубы и злобно просвистел: «Ссссуккин ссын, сссгною ссссобаку».
      -Я пполлагал, что… сссудьба вашей дочери… рассчитывал на ваше благоразумие… Но… ваше поповедение… – заметался Мэлор.
      Чиновник успокоился и ледяным тоном, от которого с затылка до копчика по хребту его гостя торопливо сбежала муравьиная стайка, сказал:
      -Приятно было познакомиться.
      
      Мэл понял: ему указали на дверь. Он гордо выпрямился, шаркнул изрядно подтоптанными кроссовками, картинно раскланялся и направился к выходу.
  
      Чадо, всхлипнув, засеменило следом.