Нина с детства привыкла, что день в их доме начинается с напряжённого молчания, а заканчивается приглушёнными криками. Отец мог взорваться от малейшей мелочи — громко захлопнутой дверцы шкафа или неправильно выложенной вилки у тарелки. Мать же жила по принципу: «Не выносить сор из избы». Для неё не существовало реальности за пределами безупречных фасадов. Соседи и дальние родственники видели только безупречную картинку: ухоженный дом, скатерть с вышивкой в столовой, Нина — спокойная и послушная девочка с лентами в косах. Всё, что выходило за рамки этой картинки, старательно замалчивалось, и мать, сжав губы, приказывала дочери ни с кем не говорить ни о синяках на руках, ни о вечной головной боли в доме, ни о резком голосе отца. Главное — что подумают люди?
С годами Нина, наблюдая за постоянной фальшью, чувством страха, заложенным в фундамент их семьи, и маниакальным стремлением матери выглядеть благополучно, осознала одну важную вещь: мнение людей, которых она толком не знала, не должно определять её жизнь. Если мать была готова ради чужих взглядов терпеть унижения, то Нина — нет. Но в юности ей казалось, что все семьи устроены так же. Просто в одних домах не кричат, а тихо цедят обиды сквозь зубы; в других не бьют кулаками, а давят равнодушием. Она не верила в то, что где-то может быть по-другому.
Чтобы вырваться из-под надзора родителей, Нина выбрала самый резкий путь: достигнув восемнадцати лет, выйти замуж за первого, кто предложит. Её избранником стал едва знакомый парень, ничем не примечательный, но зато готовый изменить её прописку. Свадьбы не было, Нина и её новый друг вдвоём пошли в загс и оформили отношения. В браке Нина быстро поняла, что только загнала себя в новую клетку. Муж не был агрессором, но в нём она не нашла ни понимания, ни поддержки. Теперь никто не запрещал ей выносить сор из избы, но и слушать её было некому. Она чувствовала себя одинокой, брошенной на произвол судьбы, и к двадцати годам подала на развод. Это решение далось нелегко — слишком сильно в ней сидел материнский страх, что люди подумают и что скажут. Но она твёрдо решила: её жизнь принадлежит только ей, а не посторонним зевакам.
После развода Нина словно сорвалась с якоря. Ей казалось, что свобода — это возможность делать что угодно, не оборачиваясь на мнение других. Она поселилась в дешёвой съёмной комнате на окраине города, разбросала свои вещи по всем углам, не заботясь о порядке, и ходила в разношенных кедах, которые мать немедленно бы выкинула на помойку. Теперь она с презрением вспоминала материнскую манию контролировать всё до мелочей, страстное желание не испачкать «чистую» репутацию семьи. Нина решила действовать ровно наоборот: она сознательно перестала заботиться о том, что скажут люди.
Она стала часто менять партнёров. Не потому, что искала любви или понимания — просто не хотела привязываться. Ей нравилась мысль о том, что можно исчезнуть из чьей-то жизни так же легко, как войти в неё, и никому не быть должной. Мужчины рядом с ней были самыми разными: студенты и молодые офисные служащие, случайные знакомые из баров и клубов, иногда — друзья друзей. Кто-то пытался сблизиться, кто-то хотел перейти на новый уровень отношений, но Нина каждый раз пресекала это. Ей было достаточно весёлых встреч и лёгкой, лишённой обязательств, связи. Ей казалось, что теперь она по-настоящему свободна от материнской тени.
Однако шли месяцы, и Нина почувствовала в себе какую-то пустоту. Безразличие к мнению окружающих, о котором она так мечтала, неожиданно обернулось безразличием к самой себе. Ей стало непонятно, зачем она живёт — просто чтобы не быть похожей на мать? Но такая жизнь, построенная «от противного», вовсе не приносила радости. За всё это время Нина ни разу не чувствовала ни глубокого понимания, ни искреннего интереса, ни, главное, уважения к себе самой. Она стала замечать, при всём своём презрении к чужому мнению, что её поступки иногда вызывают у окружающих не осуждение, а сочувствие или тихие советы — не в виде грубого вмешательства, а из сострадания.
Как-то вечером, после очередной неудачной встречи, Нина разговорилась с соседкой по коммуналке — невысокой женщиной лет пятидесяти с мягкими чертами лица и добрыми глазами. Та спокойно заметила, что в жизни важно не просто игнорировать других или подчиняться чужим взглядам, а понимать, чего хочешь лично ты, и почему. Соседка сказала это без нажима, будто мимоходом, но Нина поймала себя на том, что эти слова застряли у неё в голове.
Она задумалась: если жить только наперекор матери и её страху перед мнением людей, то получается, что мать всё равно определяет её курс. Просто теперь вектор взят в противоположную сторону, но зависимость осталась. Да, фасады могут быть обманчивы, и неправильно жить лишь ради того, чтобы сохранить видимость благополучия. Но ведь это не значит, что в жизни нет места здравому смыслу, морали и уважению к другим. Общественное мнение, конечно, бывает ошибочным, но оно не всегда лишено истины: если о человеке говорят, что он поступает жестоко или безответственно, то, возможно, стоит прислушаться. Принцип «мне всё равно, что скажут люди» хорош лишь как защита от слепого подчинения, но сам по себе он не даёт внутреннего ориентира.
Нина поняла, что нужно искать равновесие. Не фасад делает человека правильным, а поступки и мотивы. Если раньше она боялась осуждения, а потом презирала мнения всех других, то теперь почувствовала, что настоящая зрелость — это умение жить в соответствии со своими убеждениями и совестью, не делая зло умышленно, не прикрываясь ложью и не играя ради публики. Можно прислушиваться к тому, что говорят другие, не делая это единственным критерием. Можно заботиться о себе, не ставя знак равенства между «быть свободной» и «жить бездумно».
С этими мыслями Нина постепенно стала менять свою жизнь. Она перестала бросаться в крайности, научилась по-настоящему слушать собеседников и разбираться, что важно ей самой. Она не стала похожей на свою мать, не стала подстраиваться под мнение каждого встречного, но и не бежала от здравых замечаний. Вместо того чтобы жить «для фасада», она теперь заботилась о том, что внутри дома её души. Спокойствие, искренность и уважение к самой себе — то, к чему Нина стремилась.
