Моя деревенская бабушка, у которой я проводила все летние каникулы, часто вспоминала, что я ей постоянно рассказывала о мальчике из своего класса по фамилии Ветошкин.
Я познакомила бабушку со всем моим классом заочно, и фамилия Ветошкин понравилась ей так, что она потом каждый вечер перед сном расспрашивала меня об этом моем однокласснике. Я послушно рассказывала, невольно убеждая бабушку в том, что я влюблена в Ветошкина. Ну да, раз я говорю только о нем и ни о ком больше.
Детьми вообще легко манипулировать. Хорошо еще, что бабушка мне не смогла внушить, что я и в самом деле интересуюсь Ветошкиным, без малейшего интереса с его стороны.
На самом же деле дружила я тогда с Генкой Лейбовичем, а влюблена была - и взаимно, насколько можно говорить о взаимной влюбленности восьми- и девятилетних детей, - в Сашку Гришулина, по прозвищу Гриня.
О детских влюбленностях пишут нечасто. Эта влюбленность похожа на первые весенние цветы, скромные, нежные и не привлекающие яркими красками или ароматом. Она так же мимолетна, как первые подснежники, и затмевается влюбленностью юношеской, когда пробуждается сексуальность и эмоции хлещут через край.
Генка Лейбович жил с матерью, без отца, в пятиэтажном кирпичном доме-сталинке. Мать его была изящной кудрявой брюнеткой и не обращала на меня никакого внимания. Зато когда ее не было дома, с нас не спускала глаз их соседка по квартире, высокая, полная дама.
И еще один сосед из дома-сталинки обратил на меня внимание, благодаря нашей с Генкой дружбе. Сосед гулял с маленькой дочкой, расспросил меня, не брат ли мне Генка, и узнав, что мы с ним друзья, зауважал меня.
Однажды на уличном празднестве с эстрады задавали загадки - и я первой ответила, но моего ответа не услышали и вручили в награду шоколадную медаль кому-то из взрослых, ответившему так же, как я, но громче. И я в горе от постигшей меня несправедливости шла и плакала, и встретила того соседа. Он обеспокоился, стал спрашивать, не обидели ли меня девочки (смешно - почему-то он не подумал, что меня могли обидеть мальчики), но я так и не призналась ему, из-за чего я плачу. Уже тогда понимала, что стыдно обижаться и плакать из-за такой ерунды, как обошедшая меня награда. Сосед объяснил своей дочке, что я хорошая девочка, меня это утешило, и я перестала плакать.
Гриня (Сашка Гришулин) жил, как и я, в бараке. Вообще в нашем классе было много детей из бараков. Учительница рассказывала, что некоторые родители просили ее не быть строгой: "Что вы хотите, это же барачные дети". Она отвечала, что у нее в классе три отличницы, и все три живут в бараках.
Барак, в котором жил Гриня, был расположен ближе к берегу Енисея, так далеко я не заходила.
У Грини были серые лучистые глаза с длинными ресницами, и мы подолгу смотрели в глаза друг другу, а что мы говорили при этом, не имело значения.
На восьмое марта он подарил мне брошюрку о вреде зеленого змия. Должно быть, как раз на нее хватило ему денег. Или из-за зеленого змия, изображенного на обложке, Гриня решил, что это интересная сказка и подходящий подарок на восьмое марта.
Учился он плохо и вообще был плохим мальчиком. Про него было известно, что он пробовал курить, и он с другими мальчишками играл с огнем, что было для меня абсолютным табу.
Когда мне было десять лет, наш барак снесли. Мы переехали, и я перешла в другую школу. Но Гриню не забыла.
На летних каникулах я была у бабушки. Моя деревенская подружка Галька похвасталась, что она дружит с мальчиком по имени Сашка. Он прислал Гальке записку с предложением дружить, и с тех пор они гуляют вдвоем. Я слушала Галькины рассказы о таинственном Сашке и всему верила. Мне даже не мешало то, что ни разу я этого Сашку не видела, ни до, ни после того, как он подружился с Галькой.
Однако, это мешало Гальке, и она рассказала, что ей сообщили следующее. Сашке выписали очки, и он до того своих очков стесняется, что прячется, лишь бы его никто не увидел.
Кстати, я и сама к тому времени носила очки. Но и не подумала обидеться на то, что Галька считает ношение очков достаточной причиной, чтобы прятаться от людей.
Не выдержав Галькиного хвастовства, я взяла тонкую тетрадь в клеточку и сочинила дневник за прошедшие полгода. Как меня приглашали на день рождения, и как там было весело. Как Гриня назначил мне свидание, и как мы с ним встречались, и даже ходили в кино.
А через несколько недель приехала в отпуск в деревню мама и нашла эту тетрадку, сложенную вчетверо, забытую в кармане плаща.
Мама ужаснулась, но быстро сообразила, что у меня не было времени и возможностей ходить по свиданиям. Дело в том, что переезд на новую квартиру совпал с рождением моей сестренки, и закончились мое детство и вольная жизнь. Нужно было водиться с сестренкой и нести ответственность за домашнее хозяйство и почему-то за семейное благополучие в целом. Летние каникулы в деревне у бабушки были отдыхом не от школы, а от страха и чувства подневольности, которые я испытывала дома.
За липовый дневник мама гневно отчитала меня, обличая в греховном желании быть приглашаемой на дни рождения.
Мама еще долго гадала, в кого же я влюбилась и о ком мечтала. Потом она забыла, что моего героя звали Гриней. Придумала, что его звали Тимоней, и рассказывала мне, что я была влюблена в Тимофеева. С мамой, как и с бабушкой, я не спорила. Ветошкин - так Ветошкин, Тимоня - так Тимоня.
