Слова свои пергаменту вверяя,
Скорблю я, Магнус Эриксон, король.
Язычников карать готов всегда я,
Но вот сражаться с русскими – уволь.
Я сед уже, а был когда-то прыток,
Но ждут меня могила и покой.
Одна надежда – ты, потомок мой,
Быть может, развернёшь сей скромный свиток,
А, развернув, узнать захочешь ты,
О чём расскажут ветхие листы.
Пусть правил я не лучше и не хуже,
Чем многие монархи до меня,
Но тосковал в балтийской тесной луже,
Душа просила славы и огня.
А на восток от нас, буквально рядом
Простёрлась новгородская земля,
И прибыли торговые деля,
Гордились новгородцы стольным градом,
В домах у них достаток и уют.
А веры римской там не признают!
Ну, чем не враг? Казной тряхнуть придётся,
Чтоб не ушли наёмники назад,
Тем горше для любого новгородца
Речей моих коварных тайный яд.
Сказал я так: “К нам, в Швецию пришлите
Для диспута о вере знатоков,
И мы посмотрим сами – кто каков.
А если победим вас, не взыщите:
Признать владыкой вам придётся Рим,
Смиренно преклонившись перед ним”.
Соседи отвечали удивлённо:
“Что за печаль, нам спорить наугад?
Основы христианского закона
Нам дал не Рим, вручил нам их Царьград,
Один лишь патриарх из Цареграда
Судить о вере может. Потому
Вам следует отправиться к нему
И спорить с патриархом, если надо.
А коли у тебя обиды к нам,
То можешь рассказать о них послам”.
А я им: “С патриархом спорьте сами,
Обид же никаких от вас мне нет.
Но мы считаем вас еретиками
И требуем немедленный ответ.
Ни слова о раздумии тяжёлом:
Что выше – Константинов град иль Рим?
Святой престол един и неделим,
Склонившись перед истинным престолом,
Поклонитесь вы церкви, а не мне.
А не хотите, быть тогда войне”.
Война! И прозвучало это слово,
Решить ещё осталось: где? когда?
Но войско у меня давно готово
И у причалов ждут его суда.
Мы верим, что дорога нам открыта,
И вера увлекает нас вперёд.
Толпится провожающий народ,
И лишь одна безумная Бригитта
Сулила гибель флота и людей,
Да только посмеялся я над ней.
Границы русской мы достигли скоро.
И что же дальше? Новгород силён,
А здесь недалеко живёт Ижора –
Народ, не признающий наш закон,
Союзный русским, что для нас немало.
Вот, где проявим рвение и прыть:
Ижорцев будем заново крестить,
Да и пограбить тоже б не мешало.
Ижорцы, ведь, упрямы и хитры,
Не доглядишь – они за топоры.
Мы сёла жгли, и в огненной купели
Крещение казалось веселей,
А тут вдруг новгородцы подоспели
И сразу нас побили без затей.
Не вспомню я о битве без печали:
Из наших полегло там сотен пять,
Ещё и пленных смог противник взять.
Несчастных победители связали
И, как баранов, прочь погнали их,
А сами потеряли лишь троих.
Бояре ли проспали, мужики ли
Решили, что конец войне пришёл,
Но войско новгородцы распустили.
В то время был упрям я, как осёл.
Я крепость осадить решил: она-де
В войне нам обеспечит прочный тыл,
И хоть я крепость всё же захватил,
Но вскоре оказался сам в осаде.
Орешком называлась крепость. Нам
Такой “орешек” был не по зубам.
Но это я сейчас скажу. Тогда же
Доволен очень был, что хоть одну
Твердыню у врага отбил, и даже
Рассчитывал я выиграть войну.
Мечты глупца, что бред в угаре пьяном,
Похмелье для него придёт потом.
Из крепости я выбрался тайком
И ускользнул от недругов обманом,
Оставив гарнизон один, а сам
Суда направил к шведским берегам.
В столице объявил я, что, конечно,
Поход на русских был отнюдь не прост,
Но завершился он вполне успешно,
Поскольку получили мы форпост.
А после к нам пришли иные вести,
Что крепость взяли варвары, и что
Не вырвался от варваров никто,
А в плен сдались наёмники все вместе –
Весь гарнизон у варваров в плену.
Почудилось мне, будто я тону.
И вновь в походе я, чтоб оправдаться,
Чтоб крепость окаянную вернуть,
И меч мой, как лоза у рудознатца,
Для латников указывает путь.
Могли бы (переходы чуть ускорь я)
Мы встретить неприятелей своих,
Однако довелось узнать о них,
Как только добрались мы до Копорья:
Идут к нам новгородцы без угроз,
Теперь мы рассердили их всерьёз.
Узнав, что супротивник недалече,
Испуганные латники тогда
Бежали, позабыв совсем о сече,
Бежали безо всякого стыда.
Какой-то ужас, овладевший нами,
Погнал нас к побережию, а там
Суда свои мы вверили волнам,
Не ведая, что сгинем под волнами.
И буря разметала корабли,
Немногие от гибели ушли.
Вернувшийся побитым, как собака,
Я должен был оставить, наконец,
Мечты свои безумные. Однако
Я смел ещё надеяться, глупец!
Заносчиво твердил я: “Или, или…
Не всё ещё потеряно, поверь…”
Но люди мне не верили теперь,
Они меня открыто поносили,
Когда я объявился гол и нищ –
Не пуп земли, а просто жалкий прыщ.
Не мог я победить в войне, тем паче,
Что вздумал воевать в недобрый час.
И кто виновен в новой неудаче –
Под Выборгом побили крепко нас?
Я поплатился троном и короной
За дерзость, за безумие, за спесь.
Для Новгорода кто я? И доднесь
Сияет он главою золочёной,
По-прежнему богат и славен он,
А я и побеждён, и разорён.
Дрожит рука, зовёт меня могила.
Я заклинаю вас, моя родня –
Не верьте, будто слава вас забыла,
Одумайтесь и вспомните меня.
Последнее, о чём хочу сказать я:
На Русь не нападайте никогда,
Иначе не минует вас беда
И вам не избежать тогда проклятья.
Сокровищ дивных много на Руси,
Но воевать с ней – боже упаси. |
