Как-то в ресторане «Север»,
мы, с приятелем вдвоём,
за свободный столик сели,
заказали ужин, ждём.
Говорили так, о разном,
ресторан, есть ресторан,
при медалях с видом праздным,
к нам подходит ветеран.
Здесь свободно? Извините.
Да, пожалуйста, он сел,
заказал чего-то выпить
и тихонько, молча ел.
Мы косились на медали,
боевые ордена,
близко так вот, не видали
мы награды никогда.
Ел старик, и мы молчали,
словно кто заворожил,
всяк по своему гадали,
как он жизнь свою прожил.
И поняв молчанье наше,
да изрядно захмелев.
Горькую, испил я чашу,
протянул он на распев,
детство я прекрасно помню
и иного не хочу,
жили мы большой семьёю,
бедно, но плечом к плечу.
На отцовскую зарплату,
семерых растила мать,
шел пиджак от брата к брату,
только успевай латать,
голодать не голодали,
а вот хлебец, берегли,
цену хлебу с детства знали,
и иначе, не могли.
А сейчас. Он чертыхнулся,
взглядом смерил, оценил,
выпил, кашлять отвернулся,
и ещё одну налил.
Разговор не зря был начат,
этим странным стариком,
знать решил он не иначе,
снять с души тяжелый ком.
Ел так медленно, смакуя,
точно спал он, а не ел,
иль с компанией такою
расставаться не хотел.
Мой приятель тоже налил
и чуть слышно предложил:
Давайте, выпьем за медали.
Наш старик опять ожил.
Александр Петрович Кашин,
он привстал и снова сел,
можно просто – дядя Саша,
я бы лучше так хотел.
Мы в ответ свои назвали:
Алексей и Николай,
так же чуточку привстали,
он махнул: Да, не вставай.
Выпил, слёзы накатились,
и сказал он как-то зло,
мы с приятелем смутились:
Выжил, значит, повезло,
повезло, что не убили
в первом, памятном бою,
когда в прах мы разгромили
артиллерию свою.
Огневые наши точки,
под секретом, под большим,
окопались, там, в лесочке,
а мы сзади их стоим.
Всё потом уж прояснили,
а сначала было так,
из разведки доложили,
что в лесочке этом - враг.
Мы пайки сухие ели,
вдруг услышали приказ,
за орудия присели
и ударили тотчас.
Щепки, пыль и клубы дыма,
грохот, свист и страшный гул…
так до вечера и было,
ни один не улизнул.
Знать врасплох врага застали,
раз ответить нам не смог,
все конечно ликовали,
дали мы врагу урок.
И ушла опять разведка
в тот район, где был лесок,
лишь торчали только ветки,
вряд ли кто там выжить мог.
Через два час вернулись,
впереди ведя троих,
наши все переглянулись,
узнавая в них своих.
Сколько, боже мой, напрасно
ждало жен и матерей,
тех погибших, как ужасно,
от своих же батарей
и катились слёзы градом
у товарищей моих,
сколько жизней, это ж надо,
мы отняли у своих.
Мы сидели, нам был в диво,
старика того рассказ,
не всегда, вот так, правдиво
просвещают в жизни нас.
Что же дальше? Не сказали.
С нетерпеньем я спросил.
Всех тогда же расстреляли,
кто в разведке этой был,
всех за трусость, перед строем
зачитал нам политрук,
а в разведке той не скрою,
был Семён_ мой лучший друг.
А на утро – канонада,
немец, как предвидеть мог,
двинул всей своей армадой,
через тот как раз лесок.
Немцу что, он на машине,
с автоматом, не чета
нашим старым карабинам,
да и техника не та…
в дно окопа, вжавшись телом,
каской голову прикрыв,
всяк лежал и трус, и смелый,
всё на свете, позабыв.
Тут и бомбы и снаряды,
не понятный гул и вой,
нам ответить тоже надо б,
но какой тут к чёрту бой.
Сколько длился, я не помню,
этот настоящий ад,
мне казалось, что со мною,
лишь с одним воюет враг.
Вдруг, куда-то провалился,
не понятно, мёртв, иль жив,
я, безбожник, вдруг взмолился,
в кучу всех, собрав святых.
Может быть, и в самом деле,
мне молитвы помогли,
ни царапины на теле,
только тяжесть от земли.
Вылез я, шинель, охлопав,
вот, кто жизнь мне сохранил,
взрыв берёзу вдоль окопа,
надо мною уронил.
Сколько в том стволе осколков,
может пуд, а может два
и конец его метёлкой,
вот такие брат, дела.
Взял щепу от той берёзы,
как заветный талисман.
Он утёр сначала слёзы,
а потом полез в карман,
вынул свёрток и положил,
чуть подавшись телом вправо,
и как будь-то, стал моложе
кавалер солдатской славы.
От рассказа в ветеране
огонёк горел живой,
шли развлечься в ресторане,
но, а встретились с войной. |
