Я смотрю, и мне жаль, и обидно до боли,
неужели всё злые, будут ветры шуметь.
Над моей стороной, обездоленной волей,
где ж, веселые песни, разве некому петь?
Все нежнее люблю деревенские виды,
наш заброшенный лес, сиротеющий дом.
Боль разбитых церквей, тихий ропот обиды,
грусть забытых полей и тоскующий дол.
Не смогу разлюбить я тревожного края,
пусть меня назовут – чудаком и больным.
Буду верить и с грустью преклонюсь, умирая,
до последнего вздоха все мне будет - святым. |