Киров в пыли,
Накрытый то ли пеплом, то ли адской гущей.
Вокзал пропитан плесенью и запахом хлорки,
Разбитые дороги давно стали проблемой насущной.
Без выходных работают белые морги.
В две тысячи пятом я вылез на свет, чуть не умер.
При весе всего в 2 килограмма ребенок
Превысил число прокаженных и сломленных судеб,
Пока на кассете в телевизоре папы играл мамонтенок.
В каждом сне я вспоминаю родимый посёлок:
Структуру сооружений и схемы изрытых дорог,
Остановку каждого автобуса, и кажется,
Однажды я приеду в нём обратно и сойду с ума.
Варёный лук в супе с макаронными буквами,
Однажды я отрыгнул ими слово "семья"
Пока по телевизору шла самая страшная серия смешариков,
Где няня пыталась убить ни в чем не повинных детей,
Я засовывал красную заколку в розетку,
Дабы сократить своё количество выданных дней.
После моя мама забрала меня жить с алкоголиком в глухое село,
И я понял, что рядом больше и не осталось то никого.
Я рыдаю в уголочке своего детского сада,
За то что подрался с мелкими ублюдком из-за вишнёвого мармелада.
Потом была школа, которую я ненавижу чуть больше.
С желанием сжечь или устроить стрельбу,
Я шел каждый день на уроки,
Понимая, что всё равно отхвачу по еблу.
По выпуску я поступил в техникум сучий,
Где не менялось ничего от слова совсем.
Я сижу за столом, смотрю на знакомого, который меня во всем лучше,
С желанием сжечь это место, дабы заглушить непрерывный и мучительный тлен.
Но каким то боком я встретил её
Веселую, скромную, добрую девушку
С которой я чувствовал себя, будто и не было ничего,
За что я хотел убивать, окончательно отдавшись внутреннему грешнику.
Спустя пару месяцев мы расстаёмся по почте
Друзья говорят, что пройдет твоя боль, не грусти
Я сижу в тесной комнате в наушниках ночью
Губу до крови, смотря в мрак, прикусив
Киров в пыли
Я ничтожество рода людского.
Не понятно зачем появился на свет.
Учиться, работать? Я лишь существую немного.
И счастья в пределах друзей больше нет. |
