В этом брошенном городе будут всю жизнь вспоминать о любви,
будто стрелки стучат на часах у разбитого осенью сердца.
В старом парке так редко поют в тишине у ручья снегири,
прилетавшие ночью во сне из далёкого детства.
В голубых зеркалах – как и с карим оттенком – сочится слеза,
словно счастья мы просим у птиц, позабыв о Всевышнем.
В новой жизни всегда провожают под лунную музыку алый закат,
оттого предыдущий закат здесь становится лишним.
Вновь почтовыми рыбами в гавань отправят с ошибкой письмо,
написав голубиным пером на воде чьё-то лёгкое имя.
Я не помню тебя. Но я помню, что всё это было ужасно давно,
с многоточием строк за окном отшумевшего ливня.
Только сонное солнце, с рассветом, бросает всё так же нелепо лучи
на немые, для смертной души, полусгнившие церкви у моря.
Когда встретишь в молитве меня, то прошу – навсегда замолчи,
ибо просто устал сорок лет с бесконечностью спорить.
В этом преданном городе больше не встретить рождённых детей,
светлый марш Крысолова играет на пристани сломанный флюгер.
Рыбаки достают мёртвых птиц из набитых уловом сетей,
пришивая их крылья, в зародыше, тонущим людям.
Лишь волны синева будет биться вслепую, годами, о ржавый причал,
где голодные чайки парят в ожиданье смертельных оваций.
В этом проклятом городе будет всю жизнь продолжаться «ничья».
Да и некуда больше с тобой нам теперь возвращаться.
匚ㄒ仨卄ㄖ厂尸升中
|
И ужаснулась(((((
