Шла обо мне нелепая молва,
Шипели вслед досужие соседки:
" Вот что творит, шальная голова,
Куда ей, инвалидке, в сердцеедки?"
Слова вонзались в спину, как шипы,
Я шла сквозь строй горящих бабьих взглядов,
Не понимая, почему с тропы
Уйти мне им, смешным, в угоду надо.
Ну, что они надумали себе,
Что я хочу твою семью порушить?
В своей копался каждый бы судьбе,
Так нет же, лезли, не спросивши, в душу.
Горели свечи трепетных осин,
Стучали ветры в тёмные окошки.
...Ты резал на тарелку апельсин,
Клал рядом мельхиоровую ложку,
И наливал мне в чашку кипяток,
Заваривал мелиссой и жасмином.
Отхлёбывая за глотком глоток,
Я корчила тебе смешные мины,
А ты сердился...Пальцем не грозил,
И только брови домиком всё строил,
И как ребёнок, кисточкой "возил",
И наслаждалась этой я игрою.
Ну, не абсурд, писать с меня холсты?
Я даже близко этого не стою!
- Пей чай красиво!- говорил мне ты,
-Всё остальное, знай Надюш, пустое!
И я сидела за твоим столом,
Комфортно было ножкам в недрах тапок...
Домой я шла недремлющим селом,
Клеймённая "судом присяжных" бабок.
Что ты художник, это знали все,
Но вот с меня натурщица какая?
Вот я иду, во всей своей " красе",
Ничем мужские взгляды не лаская.
Ни длинных кос, ни белой кожи, ни...
И эти вечно пухнущие ноги!
Держалась бы в стороночке, в тени,
А вон ить, глядь, чешу я по дороге,
Опять к тебе! А у тебя жена,
Из "городу" приедет, будет шуму!
...А я пила лишь горький чай до дна,
А ты писал портрет в подарок куму!
...Картина называлась "Поздний чай"...
|
У бабок зуб последний нарывал -
Ведь их никто не рисовал!