Когда мы станем пеплом и песком, а время, сгладив каждый шрам и скол, нас превратит в портреты в кабинетах ученых или их учеников — тогда меня запомнят по сонетам, тебя — по пассакальям, менуэтам и фугам... О тебе любой аккорд расскажет больше, чем бы я посмела.
Когда мы станем хрупким школьным мелом и просто именами в словаре — сотрутся все подробности, детали, и всё, чем мы хотели, но не стали, замрет, застынет мухой в янтаре, покроется библиотечной пылью... Мы были, были, были, были!.. Были...
Мы — не были. Какое, к черту, «мы». Так бейтесь же, ученые умы, ищите же созвучья и сплетенья!..
Ты — станешь светом. Я — останусь тенью. И стану наблюдать из полутьмы, как ты сияешь — даже в послесмертье, сияешь сквозь года и города...
Тебя узнают по моим сонетам.
Меня не вспомнят вовсе никогда.
|
Нам чья-то жизнь в наушниках звучит.