Он жил в местечке под Москвою,
Романтик, добрый паренёк.
Хорош и статен был собою
И всякой гадости далёк.
Любил - о сколь нам всем знакомо
Такое чувство, господа -
Варвару, дочку военкома.
А та, шалава хоть куда,
Прижив, пошлявшись по общагам,
Дитё от некого козла,
На понт решила взять беднягу,
Но в Пизу послана была.
Не знаю, как достала визу,
И сколько стоил перелёт.
И как их всех вмещает Пиза,
Кто ловит дурней на залёт.
Я в географиях не шибко
И не устану повторять,
Что если в адресе ошибка,
Прошу за то не укорять.
Но батя этой Агриппины,
Признав за ним любви оплот,
Не стал вникать в его причины,
Послав служить на севморфлот.
А это, братцы, закоулок,
Где тьма голодных моряков,
Имеет страсть до сладких булок
От сиськи взятых простаков.
Когда давно дошли до точки
И день и ночь терзают кнут.
Тут офицеры в одиночку
Спускаться в кубрик не рискнут.
Под тентом, в шлюпке ли, на баке
Варвара вспомнилась не раз.
Её родителю, собаке,
Он слал набор нелестных фраз.
Но всё обязано кончаться.
И жизнь на то, чтоб тупо жить.
Не стал в родное возвращаться,
Пошёл в милицию служить.
Надел погоны и петлицы,
Картуз орлёный, сапоги
И встал, как водится, в столице
В ряды голодной мелюзги.
Доил таджиков и узбеков,
Кидал с обменом прикрывал,
Винтил на точках гомосеков
Да проституток крышевал.
Нешибко двигалась карьера.
Но вот, в один прекрасный час
От заместителя премьера
Спустили знаковый указ.
Тот с чисткой был конечно связан.
О, сколько было их, не счесть.
Убрали всех, кто не замазан.
А что. По почестям и честь.
Ушёл и старший. На замену
Был прислан чей-то кум иль сват.
Был беспредел от смены в смену.
А стал вообще кромешный ад.
Пошли кошмарить по заказу,
На героине подставлять,
Шакалить бабки за отмазу,
Терпил на хаты выставлять,
Вести угонщиков до точки,
На крайних списывать дела...
До чистки нюхали цветочки,
А после - ягодка пошла.
А там ответственные лица
Слегка попутали рамсы.
И живо вытекла столица
Тусить у красной полосы.
Он был женат уже. Заботы
Повисли жиром на боках.
Но, на жильё не заработал
И жил у тёщи в примаках.
А тут ему кидают в клетки
Толпу в вечерние часы.
Средь этих прочих - малолетки,
Сопливят битые носы.
Он им воды принёс из душа,
В аптечке йода отыскал,
Отдал им ужин свой - покушать,
Но снисхожденья не снискал.
Ментом дочурка обзывала,
Соседи прятали глаза.
Жена, лахудра не давала,
А тёща, старая коза
Сынишке в уши так надула,
Мол, тот вообще не от него,
Что он с тоской смотрел на дуло,
Как панацею от всего.
На мысли шла такая кака,
Что впору разум повредить.
С ним даже верная собака
Гулять стеснялась выходить.
И ладно б он имел немножко
С лохов, бросаемых в подвал.
Начальство всё гребло до крошки.
А он лишь стены отмывал.
Ушла супруга к адвокату,
Свалила дочка со двора.
Плюс, тёща выгнала из хаты.
Да мелкий выдал на гора.
Конфуз терпеть такой доколе.
Однажды этого шпрота
О папе спрашивали в школе,
А он ответил - сирота...
Простив насилье над собою,
С потёртым томиком Басё,
Бедняк ушёл в себя без боя.
Ну, в общем, собственно и всё.
|
Страшно не то, как всё это описано, страшно то, что ничему не удивляешься, воспринимая, как данность.