Я вспоминаю, как они вошли:
Небритые, уставшие, немые.
Воткнули в угол ржавые штыки.
И у огня застыли, не живые.
И я смотрел растерянно на них,
Стыдясь своей надломленной подушки.
Но зрел уже неловкий этот стих,
Как зреет цвет черствеющей горбушки.
Слились в едино множество деталей,
Лишая смысла предикат строки.
И умер стих ещё не начинаясь,
Как бабочка в последний день войны.
|
