Помню: (в давние было года)
Быть пришлось на собрании худсовета.
Обсуждали спектакль «Рассветная мгла»
О нелегких буднях колхозного лета,
О тяжелой битве за урожай
Об идейных врагах (чтобы было им пусто!),
О строительстве школы, такой, чтоб на край
Весь была о ней слава. В общем, чтобы искусство
В народ привнести, и колхозные будни на сцене представить,
Был сработан спектакль «Рассветная мгла» -
Все как должно! Не прибавить ничто, не убавить!
Худсовет был большой. Двадцать восемь людей.
Все артисты народные (иль в ожиданьи!)
Кто-то явно скучал, кто-то взглядом своим
Воплощал неподдельную бездну страданья!
Кто-то с жаром вещал о незрелости чувств,
Что явили герои, не вникнув в суть пьесы,
Мол, представить должны были крепкий союз,
А они вместо этого в бездне распутств
Утопили друг друга, негодные бесы!
Кто костюмы ругал, кто-то звук, а кто свет
Кто за пафос излишний корил, мол, - не нужен.
Кто за линию партии мощно топил –
Мол, идея в спектакле слаба и недужна!
Шум великий стоял, всяк о каждом орал
Заглушая соседа неистовым криком.
Наконец, подустав, пот смахнули со лба.
Помолчали. И в окна взглянули сперва.
Пошушукались. И худсовета глава
(Из народных. И ликом похожий на льва!)
Громогласно изрек, (рот при этом скривя),
Что спектакль хорош. Что же до мастерства
То оно наработается. За годик. Иль два.
И на том порешили – и спектакль утвердили.
Двадцать семь рук взметнулись наверх как одна.
Но один воздержался, молча лишь улыбался
Будто что-то сказать хотел (может, правду сполна?)
И молчанье его не укрылось от глаз.
- Не робейте. Скажите, что в сердце у Вас?
Может, Вы не согласны с общим решеньем?
Объяснитесь. Не стоит томить напряженьем.
Он молчал. Тупил взор, мямлил что-то, смущаясь
По всему было видно, что с собою в борьбе.
На него устремились в упор, не мигая,
Двадцать семь пар очей, словно вызов судьбе.
Начал он осторожно, сто раз извиняясь,
Будто, тропку прокладывая в лесу
Говорил очень тихо, сам себе удивляясь:
«Говорю, словно воз с кирпичами везу!»
- Может, я и не прав, я не знаю, простите,
Но мне кажется (не вменяйте в вину),
Что спектакль нормален (как хотите, смотрите)
Света только в нем нет. Счас я вам разьясню:
Все в нем правильно; есть и идеи, и чувства
С оформлением тоже полнейший ажур,
Только самое главное в нашем искусстве -
Светом полнить сердца, как бы ни был мир хмур.
Вам покажется, что говорю я нелепо,
Может, кто засмеётся на эти слова,
Но есть только одно, что возносит нас к небу -
Это свет. И душа только этим жива.
О спектакле хотели моего вы ответа
В двух словах он таков. Не сочтите за бред:
«Люди всё же так тяжко живут. Больше света!» -
Вот, наверно, искусства и счастья секрет!
Он умолк и уселся на место, смущаясь.
Остальные молчали, сердито сопя.
Утвердили спектакль и, на вечер ссылаясь,
Разошлись по домам, что-то под нос ворча.
Все окончилось. И спектакль сыграли раз сорок
И никто то собрание не вспоминал
Меж актерами не было недоговорок:
Что прописано в роли – то каждый играл.
Все послушно страдали, любили, трудились
К концу лета был собран большой урожай
И отстроена школа, чтоб дети учились
И, чтоб слава о школе была на весь край!
Все как должно. Все гладко. Все песенки спеты
И давно уж не властвует худсовет
Только помнится мне всё та речь без ответа,
Словно кредо искусства, слова из завета,
Да, вот именно – как слова из Завета:
"Люди так тяжело живут. Больше света!!
Больше света!!
Запомните:
Больше света!!!
(И да будет душа им вовеки согрета!) |