… Всё не так, - поётся в песне старой, только струны все – одна к одной. Вот шагает он – поэт с гитарой – запрещённый и полублатной, мимо скверов и трибун спортивных, где его афишам места нет, мимо зданий административных. Время, где твой чёрный пистолет?
… Улеглись молва и кривотолки: хочешь – пей, а хочешь – песни пой. Но опять из плена рвутся волки, сыновья опять уходят в бой! Пусто место не бывает свято. И кричит он, крик свой унося: "Я вернусь! Мы встретимся, ребята!" Место встречи изменить нельзя.
(Андрей Земсков. Баллада о Владимире Высоцком)
ВЫСОЦКИЙ
Его СТИХИ — развёрнутое знамя,
кровавый стяг подстреленной судьбы, –
он слогом, откровенным и упрямым,
придворным певчим не пытался быть.
Пусть по мерилу власти предержа́щих
он, как смутьян, — опасен! безрассуден!
Но только зря когорта мельтешащих
тех штатных свойских и надутых судей
стремилась запретить любить его.
Рвала динамики баллада про волков,
а он причислен был к глаша́таям эпох,
сбивая в клинч упо́ротых… Врасплох
им всем по нервам, по казённым нервам,
хлестали струны под напористой рукой!
На их пиру́, на брудершафт с Минервой,
он взбудораживал хронический "застой": Пел бард Высоцкий! Так не пел никто,
пространство сотрясая хриплым спазмом,
как на амво́не — в эпицентре "шапито"
среди фискального циничного маразма!
Лояльность скалила подгнившие клыки,
впивалась в глотку пакостной цензурой, –
ввергая в раж щетинящих штыки,
он пел про то, что пуля всё же — дура.
О том, что и́ноходь — особенный удел,
всего лишь бремя, хло́потная ноша, –
и коль в загоне для "породных" не у дел,
однако лучше, чем объезжен и стреножен.
По всем приметам слыл "не комильфо",
как изгалялись, – вспомнит старожил,
но обнажаясь до предела в микрофон,
тужил о правде — с честью ей служил.
На дне веков пророчил Зарату́стра —
предвидеть мог и наш "блатной" кумир, –
роль Гамлета исполнил так по-русски,
что поперхнулся а́глицкий Шекспир!
Мой дифирамб твоей крамо́льной жиле,
бесстрашный ВОИН, НЕ простой ПОЭТ,
под твой "аккорд" мы спорили и жили, –
спасались рифмой — острой, как стилет.
Проник в геном утробный зычный голос,
он сердце рвёт, как степь лихой скакун!
Полвека, брат... не поменялась волость, –
свободный дух под прессингом "коммун"…
Но, как тогда, — с надрывом, отовсюду,
под не стихающий в округе вдовий вой,
врачуя голосом искромсанные судьбы,
звучит твоё "спасибо, что живой…"
Послесловие:
Сегодня День памяти легендарного ПОЭТА
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - "Мой чёрный человек в костюме сером. Он был министром, домуправом, офицером. Как злобный клоун, он менял личины и бил под дых внезапно, без причины. И, улыбаясь, мне ломали крылья. Мой хрип порой похожим был на вой, и я немел от боли и бессилья, и лишь шептал: спасибо, что живой…" Владимир Высоцкий.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Нам дарован был действенный инструмент справедливой и бескровной борьбы — слово.
В надежде, что мы когда-нибудь научимся достойно пользоваться им, научимся договариваться — не конфликтовать,
отказавшись наконец от смертоносного железа. Во все времена чествуют героев,
сражающихся на поле брани и проливающих кровь свою.
И было бы справедливо присваивать звание Героев владеющим словом так же мастерски и мужественно, как и оружием.
Для того, наверное, нам и посылаются с определённой периодичностью глашатаи-поводыри — "пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта" — для того чтобы прививать столь ценные для человечества навыки. "Не всё — суета", дорогой, любимый ПОЭТ… и "хлопоты" твои о нас не были напрасными. Помним… Любим… Чтим
Мне судьба — до последней черты, до креста,
спорить до хрипоты (а за ней — немота), –
убеждать и доказывать с пеной у рта,
что не то — это всё... и не тот... и не та!
Что лабазники врут про ошибки Христа, –
что, пока ещё в грунт не влежалась плита,
триста лет под татарами — жизнь ещё та́!
Маета трехсотлетняя и нищета...
Но под властью татар жил Иван Калита́,
и уж был не один — кто один против ста?
Пот намерений добрых и бу́нтов тщета,
пугачёвщина, кровь и опять — нищета...
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, –
повторю даже в образе злого шута.
Но не сто́ит предмет... да и тема не та, –
суета всех сует — всё равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
даже если разлить — всё равно не смогу;
или выплеснуть в наглую рожу врагу, –
не ломаюсь, не лгу — всё равно не могу;
на вертящемся гладком и скользком кругу
равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
передам — и не надо держаться в кругу.
И в кромешную тьму, и в неясную згу, –
другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он её выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
я о чаше невыпитой здесь — ни гугу́, –
никому не скажу, при себе сберегу.
А сказать — и затопчут меня на лугу́.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу...
Мне — за голый мой нерв, на котором кричу,
и весёлый манер, на котором шучу...
Даже если сулят золотую парчу,
или по́рчу грозят напустить — не хочу,
на ослабленном нерве я не зазвучу, –
я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу́, –
всё, что за ночь кропаю — в чаду растопчу,
лучше голову песне своей откручу, –
но не буду скользить словно пыль по лучу!
...Если всё-таки чашу испить мне судьба,
если музыка с песней не слишком груба,
если вдруг докажу, – даже с пеной у рта — я уйду... и скажу, что не всё — суета!
(Владимир Высоцкий. 1977 год)
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - * Минерва (мифол.) — богиня мудрости, мужества, покровительница наук, искусств и ремёсел в древнеримской мифологии
** Заратустра — жрец и пророк, основатель зороастризма (маздеизма – от перс. Ahura-Mazda, имени доброго начала) живший ориентировочно между VI и первой половиной V века до н.э. (в 628-551 годах до нашей эры)
