* * * Водки нету — и чёрт бы с нею.
По сей день сидим на воде.
Люди где-то живут беднее, но чуднее — нигде!
Курим в ночь и мо́зги морочим
тем, что счастье — в труде.
Где-то люди живут короче, но смешнее — нигде.
В общем будет чем похвалиться
нам на Страшном Суде, –
загляни Господь в наши лица: нет живее нигде!
(Григорий Певзнер)
Грязный город
Этот про́клятый город
испачкает всех,
кто рискнёт побродить по его тротуарам, –
из его подворотен рази́т перегаром,
а из окон
звучит истерический смех.
Там жизнь нарывает, как гнойный абсцесс,
под ме́ртвенный свет подвесных фонарей.
Не красит
пустынных его площадей
поблёкшее солнце свинцовых небес…
В канун полнолуний, –
как раз в аккурат,
за хилой динамикой тех подпространств
следит, сторожа́ тот сплошной декада́нс,
придирчивым глазом
большой циферблат
на ра́туше... В полночь — бой гулкий часов,
дебют с концерти́но на злачной помойке
кошачьих джаз-банд до того непристойных,
что вопли слышны за границей дворов!
...Бродяги ночлег
под понтонным мостом,
набат колокольный — протяжно тревожный,
пронзающий иглами бледную кожу,
сжимающий спазмами
твой кровоток…
В бездарном либретто сего ренессанса
душа застывает случайным фрагментом
острейшей печали
в пылу́ сантиментов,
как спейсер паря́ в невесомости транса...
Страдает одышкой замызганный город,
хрипит
под давлением чёрствых властей…
Лекарство от прессинга разных мастей —
наш дансинг
и disco за грязным забором.
Послесловие:
* дансинг — dancing (англ.) – танцы; зал, предназначенный для танцев
** disco (англ.) — букв. «дискотека»
Сергей Бобунец (Смысловые Галлюцинации) — Пока танцуют ангелы
«Через четыре года здесь будет город-сад!» – эту цитату “певца революции” Владимира Маяковского знают все. В конце 1929 года Поэт встретился со своим другом Иулианом Хреновым, вернувшимся из командировки в Сибирь, где он побывал на строительстве нового металлургического комбината (современный Новокузнецк). Это было героическое “вгрызание” социализма в землю Сибири, — причём, в крайне сжатые сроки: гигант чёрной металлургии должен был быть построен всего за 1000 дней. И убеждённость, что вот-вот настанут справедливые и прекрасные времена для простых трудящихся страны, была колоссальной, ведь там зарождался второй “Донбасс” — один из крупнейших в стране индустриально-промышленных центров. Вот об этих отважных строителях светлого будущего Хренов с восторгом рассказал пролетарскому поэту. Маяковский, проникшись рассказом друга, создал поэтическое описание этой грандиозной картины. Причём, стихотворение получило очень простое название: “Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка”. Скоро эти стихи были доставлены на промплощадку Кузнецкстроя, и здесь в первую самую тяжелую зиму грандиозной стройки они буквально спасали рабочих от отчаяния: «Стужа стояла такая, что бетонщики не успевали замесить бетон, как он превращался в камень… когда товарищи по бригаде начинали жаловаться на мороз, арматурщик комсомолец Володя застуженным голосом выкрикивал стихи Маяковского: “Сливеют губы с холода, //но губы шепчут в лад: //”Через четыре года //здесь будет город-сад!” — стихи очень действовали..." – так вспоминал писатель Александр Смердов, работавший в то время в Сибири рабкором. А всего через 5 месяцев после этих жизнеутверждающих событий, в апреле 1930 года, Владимир Маяковский добровольно уходит из жизни, совершив самоубийство. А сам Иулиан Хренов был осуждён в 1937-ом году и умер через 10 лет в пожизненной ссылке на одном из золотодобывающих приисков Севера…
Город-сад (подражание Владимиру Маяковскому)
На землю капли падали. Сквозь дождь гудел с трудом,
щетинясь баррикадами, московский Белый дом.
Сейчас конечно совестно, но двадцать лет назад
мы думали, что вскорости здесь будет город-сад…
Мы думали тогда ведь — наивные шуты! —
что если нас не давят, то мы уже круты́,
нам выдана свобода, — "совок" не воскресят. Через четыре года здесь будет город-сад!
Потом не стало "бабок". Порядок обветшал.
Страна упала набок и треснула по швам, —
затлела по окраинам и двинулась на слом
отравленным, оплавленным, ославленным куском…
Но мы не та порода, чтоб нас пугал распад, — через четыре года здесь будет город-сад!
Потом герои за́пили, — простились со стыдом,
потом разбили залпами тот самый Белый дом.
Поду́рили, позло́били… Ярились дети гор.
(мы стольких там угробили, что страшно до сих пор)
Но тучи пред восходом плотней всего висят, — через четыре года здесь будет город-сад!
Потом у олигархов случился передел,
ведущие загавкали: «Борис не доглядел!»
Смотрители клоповника отправили в полёт
тихоню-подполковника из питерских болот.
И вот толпа народа лобзает новый зад, — через четыре года здесь будет город-сад!
Фронтов незримых воин, наряженный в царя,
я многое усвоил тебе благодаря, —
я выучил, как надо, — без ложного стыда:
ни города, ни сада не будет никогда!
Мечтать тяжеловато о "веке золотом", и сад тут был когда-то, и город был — потом.
Пришла иная мода, прогнозы тут просты:
через четыре года здесь будешь только ты.
Прощайте, баррикады! прощай железный хлам! мы были дураками, когда стояли там…
Пора признать спокойненько, оставив торжество,
что кроме подполковника — не будет ничего…
Он с пылкостью любовника проник во все умы,
гляжу на подполковника и вижу: ЭТО МЫ.
Осталось пить без про́сыха... до белых поросят, — здесь НЕТ другого способа устроить город-сад...
