***
Вчера я умер. Смерть не наступила. Жизнь отошла. И жизненная сила меня оставила. Я выпал из времён. И жизнь моя теперь посмертный сон.
***
Я видел сон. Мне снилась жизнь. Её простые проявленья сон исказил. И день творенья возник как божеский почин. Всё было старо в новом мире, всё просто сдвинулось с оси, держащей «дважды два четыре», оси и следствий, и причин.
Я не скакал - я шёл скачками, с горы не падал, а летел. Случалось то, что я ночами полубессонными хотел. Я, может быть, стал равен богу. И под божественный мотив на воду мог я ставить ногу, ничуть её не намочив. И шёл по водам, как по суху, и плыл, как в море, в небесах. Хоть я и пороху не нюхал, я перепрыгивал свой страх.
И мне, душе моей бессонной, уже пригрезился тот край, который в скуке толоконной нам представляется как рай, куда не то чтобы нам надо, а надо знать, что есть такой клочок божественного сада, дарующего нам покой. Но я лечу и мимо сада, над адом или мимо ада, не понимая, куда надо, но ощущая, что вот-вот прорвётся мнимая преграда и ляжет на сердце услада, как в зной блаженная прохлада нас обнимает наизусть. И хоть мне сладко, я боюсь, что в безвоздушье провалюсь или в иную жизнь ворвусь. И, обессиленный, проснусь.
***
Я проснулся во сне, и привиделось мне, что лежу я на дне. На спине. Надо мною вода не течёт никуда, а стоит. Это воды пруда. Я проснуться боюсь: я проснусь – захлебнусь. Но я знаю – я скоро проснусь.
А вода, словно воздух, вливается в рот. Я дышу глубоко, меня смерть не берёт. И дыханье, что раньше от смрада берёг, протекает легко. Как озонный глоток. И подводная поросль вьётся у глаз, будто движет её выдыхаемый газ. И сквозь призму колеблемых излегка масс вижу голос я. Как вопиющего глас.
Это солнце, кричащее ртом золотым, что всё канет, обманет, растает как дым. И придут времена, когда буду судим не людьми и не Богом – собою самим. И две бездны раскроют без скрипа врата. Манит, но и не держит ни та и ни та. И земная ль, небесная ждёт пустота – только падать, раскинувшись в виде креста.
Я во чреве Земли. Воды не отошли. Светом солнца облит. Пуповиной обвит. И безмолвное сердце со мной говорит. Тот беззвучный мотив, растворившись в крови, донесёт до бездонной моей головы полусонную мысль, что вот только проснись – и начнётся бессонная жизнь.
|
