Он шел и думал о былом,
Там получилось плохо, низко.
Там он валялся под столом,
Куда его направил «Виски»
А начиналось на Ура,
Сорочка, бабочка и смокинг,
Но дернул черт его с утра -
Перед тусовкой принял допинг.
И допинг пустяковый, блин,
Сто грамм Немирова, что с перцем,
Он до того был господин,
А после стал добрейший сердцем.
Цепляться к бабам стал, как клещ,
На брудершафт и все такое,
Вид женских обнаженных плеч
Все не давал ему покоя.
Тусовка только началась,
А он догнался с трех подносов,
Его дотла сжигала страсть,
И связь мерещилась с раскосой,
Брюнеткой жгучей – он ее
Приметил сразу, вожделея,
И навалился на питье,
Чтоб быть живей и веселее.
Мы неуемны, господа,
Средь милых личиков и ножек,
И нас влечет, влечет туда –
В мир блеска, лоска и застежек.
Был явно лишним тот бокал,
Коньячный, с пятого подноса,
Он как свинья его лакал,
При этом оскорбляя босса.
Брюнетку все же покорил
Каким-то пошлым комплиментом,
Но вот, пока он «Виски» пил,
Она ушла с корреспондентом
Какой-то глянцевой херни,
Что освещает эти «пати»,
Заметив, как пошли они,
С досады выкрикнул он: «Нате!»
И кукиш вывалил им вслед,
Сочтя присутствие притоном,
Был ошарашен высший свет,
Сей жест, считая, моветоном.
А напоследок он упал,
Хлебнув с девятого подноса,
И смокинг под столом искал,
По дамским юбкам тычась носом.
Потом забылся и ушел,
Потом вернулся и забылся,
Потом потребовал крюшон,
Затем с разносчиком сцепился…
И вот он в думу погружен,
Былое очень огорчает,
Но слышал – боссом он прощен,
И это к жизни возвращает.
|