Тот слабый бриз, что с юга к нам пришёл,
Хоть он и одолел морские дали,
Был, как геенна, душен и тяжёл;
Ватаги облаков напоминали
Лохмотья белой ваты на эмали;
А чад, что поднимался к облакам,
Как зыбкий полог кружевной вуали,
Пространство разделил напополам –
На тёмную лазурь и блещущий вольфрам.
Пучки травы, что ночью приволок
Морской прилив, сухой бесцветной кучей
Покрыли бело-розовый песок;
А выше, на скале, под низкой кручей,
Лепился дёрн, пожухлый и колючий,
К нему тропинка кроличья вела;
Какие-то жучки несметной тучей,
Блестевшие, как свежая смола,
По ней туда-сюда сновали без числа.
Замолкли птицы в тишине лесов,
Укрывшись под развесистые кроны,
И лишь одной овсянки сладкий зов
Звучал неумолимо-монотонно,
Да белка иногда, скакнув с разгона
На ствол сосны, бросалась вверх стрелой.
А понизу, в траве, ползла колонна
Мышей-полёвок, и звенел порой
Их чуть заметный писк натянутой струной.
И только голый юноша-цыган,
На фавна одинокого похожий,
Шёл вдалеке сквозь выжженный бурьян,
Решив прилечь на травянистом ложе.
Высокий, сухощавый, бурокожий –
Он был доволен этим знойным днём
И в солнечную высь смотрел без дрожи.
Ни капли влаги не было на нём,
И сам он был точь-в-точь бушующим огнём.
Summer Heat
What little breeze there is comes from the South,
And though in coming it has crossed the sea,
'Tis like a breath from Summer's fiery mouth.
And even hotter than still air can be:
It brought some clouds, but only two or three
High in the shimmering heav'n can now be seen:
The rest the noonday heat's intensity
Dissolved in floating haze of glistening sheen,
That forms a lace-like veil with deepest blue between.
The tide is high and almost at the turn;
The fringe of weeds beyond is blanched and dry;
The sands are red, and seem to glow and burn;
And on the belt of common land hard by
The turf that rabbits nibble on the sly
Is parched and brown. Across it beaten tracks
Have formed a path, and here you may descry
Some beetles creeping out of sun-burnt cracks,
With graceful, slender legs, and green and golden backs.
'Tis very still, for almost every bird
Is put to silence by the blinding heat,
The yellowhammer's call alone is heard,
Persistent and monotonously sweet,
In yonder fir, the squirrel's rustling feet
Betray its presence to a practised ear:
And on the ground below, the field-mouse fleet
Running amid the herbage brown and sere.
Utters from time to time his feeble note but clear.
One human creature—or is it a faun?
Nay, 'tis a gypsy boy—alone is there.
If he has bathed at all, he has withdrawn
To bask upon the turf. His mop of hair
Is dry, and though his lean brown form is bare,
It shows no sign of damp from head to feet.
His light-contracted pupils boldly stare
Right at the sun, and seem to find it sweet:
He reigns alone 'mid brutes the genius of the heat.
|
