- II -
И шесть недель ходил он, наш
Гвардеец заключённый.
В крикетной кепке, шаг его
Казался беззаботным;
Но как всегда задумчив был,
В костюме сером тёртом.
И я привык, что каждый день
Взор полнила тоска
В голубизну дыры вверху
Размерами платка,
Что небом узники зовут,
В лохматых облаках.
Но не ломал он рук своих,
Подобно тем глупцам,
Посмевших внять, в отчаянии,
Бесплотным миражам —
Он лишь смотрел на солнце, и
Пил свежесть по утрам.
Нет, не ломал он рук своих,
Не ныл и не стонал,
Он свежий воздух пил, как если б
Боль тот утолял;
Он солнце пил открытым ртом,
И как вино глотал.
И я и все страдальцы, кто
Шли в круге, но в другом,
Забыли наши все грехи
И в малом и в большом —
Наш глупый изумленный взор
Был лишь на нём одном.
И было странно видеть нам
Столь беззаботный шаг,
И было странно наблюдать
Тоску в его глазах,
И было странно ощущать
Груз на его плечах.
Хоть крона вязов и дубов
Приятно шелестит,
Но мрачен вид, когда петля
На их ветвях висит,
Любой отведавший — уж мёртв
И плода не вкусит.
Наверх ползут миряне все —
Блага миров искать.
Но кто взойдет на эшафот,
Чтоб там в пеньке стоять
И в жёстком том воротнике
На небо взгляд бросать?
Коль Жизнь прекрасна и Любовь,
Нам мило танцевать —
Под флейты, лютни так легко
В изяществе порхать;
Но вот не мило в воздухе
Лишь ножками болтать!
Гадая, что же будет с ним,
Смотрели день за днём
И представляли, будто мы
Идём его путём,
Ведь могут сбиться все с пути,
Сгорев в Аду огнём.
И смертник наш в конце концов
С прогулок вдруг пропал.
Он перешёл за тот предел,
На чёрный тот причал,
Лица его не видеть мне —
Я это точно знал.
В шторм два бедовых корабля —
Пересеклись пути —
Не дали знак, слов не сказав,
Да слов и не найти.
Ведь не в святую ночь, а в день
Стыда пришлось сойтись.
Мы были за одной стеной,
Мир нас двоих отверг,
Бог отказал в защите нам,
Из сердца нас изверг,
Железный джинн нас изловил,
Что вечно ждёт наш грех
|
