Я помню дивное мгновенье,
когда ты от меня ушла.
Весь год была на иждивенье
и накопила барахла
четыре толстых чемодана
(я помогал грузить в такси) –
от панталон до кардигана
всё было в них.
Ну что ж, носи!
Я был в печали безнадежной,
но помахал тебе рукой,
и ты в пурге пропала снежной…
И тут задумчивый покой
пришёл ко мне и воцарился
надолго в четырёх стенах…
Я растолстел и обленился,
и посылал всех женщин нах.
Шли годы...
И зимой бесснежной,
когда замаяли дожди,
стал чудиться мне голос нежный
и стали сниться бигуди
на голове твоей прелестной,
и твой голубенький халат,
и я себе признался честно,
что сам во всём был виноват.
Без божества, без вдохновенья,
увы, не пишутся стихи,
без твоего благословенья
выходят горы чепухи…
И вдруг звонок!
Ушам не верю!
Три раза позвонили в дверь.
Нашлась она, моя потеря!
Хоть верь ты мне, а хоть не верь!
Стоит на лестничной площадке
без чемоданов, налегке.
В плаще, причёска в беспорядке.
– Ну, как ты в этом бардаке?
Забилось сердце в упоенье –
ведь для него воскресли вновь
не только плоти вожделенье,
но и высокая любовь.
|
Послесловие: Наталия
Я помню чудное мгновенье,
Когда сбежала от тебя,
Как собирала с упоеньем
Все вещи, что тут нажила:
Два кардигана из ангорки,
Соболью шубу, кимоно…
А ты на ухо поговоркой
Твердил: «Оставь! Тут всё моё!»
Четыре толстых чемодана
Смогла с собой я прихватить.
Ты слёзы лил, как Ниагара,
Жалея вещи отпустить.
Такси в заснеженную вьюгу
Меня умчало год назад.
Как ты теперь?.. Завел подругу?..
Вновь похудел?.. Иль стал пузат?..
Я мир чудесный повидала
От Анд до самых Кордильер,
Себя в нарядах показала,
Мной восхищался гондольер.
Переполняясь думой сладкой,
Скучать я стала по тебе.
Вернусь, решила, как солдатка,
Одежды нет. Та, что на мне
Уже изрядно истрепалась.
Звоню с тревогой в нашу дверь.
В твоих глазах я вижу жалость,
Ещё любовь и боль потерь... |
