Всевышний мне ласку даёт, как собаке кость…
Мне жажда её, как и голод, давно знакомы.
Луна – неизменно единственный частый гость:
маячит в окне, зацепившись за крышу дома.
И валится вправо, со сказкой, как кот-баюн:
мол, всё образуется, веруй… Достала, стерва…
Я верую… верую, о параллели струн
измучив безжалостно пальцы, угробив нервы.
А полночь уже ритуальна, почти обряд:
утративший смысл и значение пережиток…
Супруга, подавшая в винном бокале яд…
Палач с надоевшим меню устаревших пыток…
Когда-то бессонница с выжженным в ней «люблю»,
а нынче – всё явственней сквозь забытья провалы…
Всё туже и туже затягивает петлю
тот самый палач – исполнительный мрачный малый…
Охота порой оборвать беспокойный пульс,
устало, вполголоса молвить «Довольно, суки…»
И мыслей команду на дно унести, как «Курск»,
взорвав переборки души и задраив люки.
И, спичкою чиркнув, взорвать суматошный мир,
несущих на ломких суставах гнилое мясо:
мишени по праву вольны ненавидеть тир,
стрелков – неудачников и бессердечных асов.
Порою случается, что настигает блажь,
целует Господь, расправляя на лбу морщины:
и сердце сбивается с ритма и входит в раж
душа без особой и веской на то причины.
И кажется, что не исхожены все пути,
и храмы врата отворят и чужие тайны.
Гитару за спину б закинуть и в ночь уйти,
сменив алгоритм судьбы на каприз случайный.
Я рвусь в эту блажь из оков паутины сна,
но, сбросив их, вижу лишь то, что давно знакомо:
от струн гонит свору лохматых теней Луна,
летя по орбите над крышей чужого дома…
Вновь валится вправо, со сказкой, как кот-баюн:
мол, всё образуется, веруй… Достала, стерва…
Я верую… верую, о параллели струн
измучив безжалостно пальцы, угробив нервы.
|
