9.
Исходил закатом день,
филин выл, зараза.
Я лежал, обнявши пень
вместо унитаза.
Аппетит во мне взыграл
от дурмана мяты.
Я трусцой заковылял,
бледный и помятый.
Сквозь кустарник, бурелом,
по лесным полянам,
через гари напролом,
по лугам медвяным.
Это ж надо столько дуть!
Просто удивленье,
что я утром этот путь
отмахал в мгновенье.
До околицы добрел
в сумеречной мути.
Первым встретился козел,
а поодаль люди.
Я задами да бочком,
чтоб не встрять в беседу,
пробираюся тайком,
словно шпик по следу.
Впереди горячий спор
о какой-то маме,
а под зад козел подпер
острыми рогами.
Видно, тут заночевать
на краю канавы.
Черт с ним, буду изучать
сельский быт и нравы.
Притаился, будто вор
или псих на воле.
В двух шагах сплошной фольклор
о крестьянской доле.
За облеванным плетнем
зычный матюгальник –
это с мерином вдвоем
буйствует начальник,
Сам подобный бугаю.
вроде как знакомый.
Кроет в божью мать: - Сгною
за потрав соломы.
Испоганили мне стог
нежностью коровьей.
Весь коровник передох
от таких любовей.
Истолкли солому в прах,
чтоб вам склещениться,
чтоб вам кол еловый в пах,
шалые девицы!
С голодухи бык Бандит
копыта откинул.
Кто коров-то ублажит?
Дрюк вам всем под спину.-
Я, конечно, для письма,
не без сожаленья,
непечатные весьма
сгладил выраженья.
- Прохор, что ты зря шумишь?
Ты мужик здоровый,
вот коров и ублажишь –
они тоже вдовы, -
Хохот девок, словно стон.
Прохор тронул клячу.
Молодежь под патефон
пляшет «Кукарачу».
Я минуту обождал
после перепалки
и домой заковылял
грязненький и жалкий. |
