Вконец сошедший мир с ума -
засыпан мокрым, грязным снегом,
машины мечутся, и суетливым бегом,
стреляя фарами безумными в дома.
По улицам, шарахаясь, испуганно снуют
тела людей по слякотным дорогам,
проскальзывая жалкой тенью по острогам,
смирившись, прозябая - не бунтуют.
Безрадостные маски вместо лиц,
печать несбывшихся надежд несут,
подставив голову под занесённую косу,
перед преступниками пали ниц.
Унылые дома, ссутулившись стоят,
посыпаны печальным, серым пеплом,
согнувшись всем безвольным телом,
так, словно их ограбить норовят.
Под небом провода, натянутыми нервами,
по погибающему миру реквием поют,
а СМИ, и иже с ними - раздувают
огонь разбоя, стремясь быть первыми.
Сердца людские рвут когтями,
и ношей непосильной для измученной души,
тревожной информации, ничуть не приглушив -
народ опутывают, негативными сетями.
Воочию из мрака словно оживают
Дали: пророческие, искорёженные мысли...
мазками, добавляя к разрушенью жизни,
задуматься о том, к чему идём взывая.
Франциско Гойя уж давно изобразил
мир разрушения в политиках циничных,
невольников, тупых амбиций личных,
себя властителями мира вообразив.
И мерзкий шабаш реет над землёй,
а сердцу милые такие - Шишкинские дали
за бесконечным горизонтом, будто бы, растаяли,
и слышен горький волчий вой.
Оказывается, что мир не так уж и велик,
застывший от отчаяния, боли, муки,
похож стал, опустив безвольно руки,
на Мунка - Страшный, Безысходный КРИК!
| 
Он захлебнулся, словно сник.
Объятый пламенным огнем
Крылатых бомб и смерти в нем.
От крика матерей и дочерей
В крови замученных детей,
От тьмы, душевной боли,
И шабаша людской юдоли .