Роман В. Кочетова «И что ты хочешь?» и смерть Советской власти

время такого развития наук, можно всерьез верить в бога, в некое высшее начало? Да еще и в такое, по образу и подобию которого создан человек. С ногами, руками, с бородой, в кем то сшитых одеждах».

    Кочетов не останавливается в своем недоумении, а, как и полагается марксисту, ищет первопричины. И смело ставит проблему материального и идеального, бытия и сознания.

«…мозг – это еще не ум, и сам он не вырабатывает ничего, в нем лишь отражается реальность.
– А для чего тогда извилины?
– В них то все и накапливается, в извилинах, в клетках извилин. И чем больше накапливается, тем человек, так сказать, умнее. То есть, что это значит? А то, что, когда в мозг поступает новое, оно в обогащенном мозгу и так и этак соотносится с уже отложенным там и получает свою, квалифицированную оценку. А если новое поступает в не обогащенный знаниями мозг, оно ни с чем не соотносится и болтается, как одинокая пуговица в пустой жестянке… Что наполучал, то и имею. Читаю Пушкина – отражаю Пушкина. Читаю про Джеймса Бонда – отражаю Джеймса Бонда…. То есть, если мозг получает настоящее, он и отражает настоящее, глубокое, содержательное. Получает чепуху, он и отражает чепуху, пошлятину, обывательщину».

        Можно продолжить этот ряд. Читаю Маркса – становлюсь марксистом. Читаю противников Маркса – становлюсь антимарксистом. Теперь понятно, почему в Советском Союзе старались не пропускать буржуазную литературу и фильмы про Бонда. И почему под строжайшим запретом был Троцкий и Бухарин. А то не дай бог…
        Однако чуждые, прежде всего буржуазные веяния, проникали в страну и смущали незрелые умы, о чем бил в литературный колокол Кочетов. И как быть? Запрещать и не пущать? Так и делали, но чем дальше, тем меньше помогало. Почему, в чем дело?
        Кочетов коснулся темы, о которой написаны горы книг философов, социологов, психологов. Мозг! Человек и его сознание. Бытие и индивидуальность. Пассивное и критическое восприятие действительности…
        Сознание индивида формирует жизненный опыт, но начинается он с социализации, без которого человек становится маугли, не способным в последующем овладеть  навыками сложной речи. Социализация же начинается с общения с родителями  и ближайшим окружением ребенка. Дальше его личность определяется тремя факторами – учением, самообразованием и пропагандой.
       В школе учат массиву знаний, необходимому для будущей работы и пониманию окружающего мира. Дальше у личности появляются свои предпочтения, и она занимается в избранной области. Иногда столь успешно, что становится знаменитым – поэтом, ученым, музыкантом, спортсменом… А вот про третий фактор люди обычно не знают. Слышали конечно, но считают, что к ним это не относится. И если человеку сказать, что о политике он часто судит через призму пропаганды, то возмутится. Еще чего! Я самостоятельная личность и сам сужу о происходящем в мире. Я же умный… Увы, нет. Большинство людей судит о мире именно через окуляры навязанной пропаганды. Она внедряется в сознание через стереотипизацию. Человеку в сознание исподволь и целеустремленно внедряются шаблоны, по которым он в последующем делает оценку приходящей извне информации. Знаменитое «не читал, но осуждаю» из этого ряда. Внедренный ранее шаблон позволяет уверенно судить о ком и о чем угодно, не проводя трудоемкой работы по изучению предмета. Пример тому многократно упоминаемый в романе в качестве жупела Троцкий,  о котором «всем и так все понятно».
      Кочетов был уверен, что если часть молодежи и интеллигенции поет с чужого голоса, то он сам – со своего! Обычное заблуждение даже сильных умов. А у Кочетова был сильный ум, но зачастую мало знаний по тем вопросам, о которых он безапелляционно судил. В том числе о той «буржуазной» культуре, что, по его мнению и мнению других советских пропагандистов, проникала в СССР. Например, в 1960-е годы на молодежь огромное впечатление произвели «битлз». Их заклеймили сразу же, как только они заявили о себе. Вышли статьи с очередными осуждением «сумбура вместо музыки». Ну и какая могла быть реакция молодежи на статьи про концерты «жуков-ударников», где бесновалась публика под «рев саксофонов»?  Сам автор  возмущался устами одного из персонажей романа:

«- …Собственными глазами в брюссельском аэропорту мне пришлось увидеть, как в самолет, отправляющийся в Москву, садилась скверная кабацкая певица из Соединенных Штатов, лезли крикливые английские гитаристы, которые там, в Англии, бродят и поют под свои гитары по дворам. А вы, великая страна, пригласили их к себе на гастроли!»

      Для Кочетова английские группы были из разряда «кабацких» музыкантов («нестриженые английские олухи» по его выражению), ведь многие из них начинали карьеру в ночных клубах. У большей части советской молодежи, однако, были иные критерии отбора. И ничего кроме усмешки не могло вызвать у них вышеприведенное описание заводской рабочей молодежи. Последней успешной ее идеализацией стал фильм «Большая перемена», но только потому, что там было много юмора, иронии, театрализованной стилизации под «рабочий класс» и минимум пропаганды. А Кочетов писал всерьез о том, что неумолимо становилось «несерьезным». К его чести писатель чувствовал растущий негатив и пытался разобраться, что пошло не так. И находит первичное звено:

    «- Бывает, что не солгать просто нельзя. Кстати, все искусство – тоже ведь ложь. Но хорошо, красиво преподнесенная», - говорит героиня и Кочетов относит эту формулу к части советской интеллигенции. Но он не верил, что сам живет и творит по этой же формуле. Что его «Журбины» тоже красиво преподнесенная ложь. Не были рабочие «передовым классом». Они были таковыми назначены, а легализуй в СССР «буржуазные» (социал-демократические) партии, немалая их часть стала бы голосовать за них, как на Западе. И как бы он, наверное, удивился, если бы дожил до 1991 года, увидев, что рабочие и пальцем не шевельнули, чтобы спасти «свой» социалистический строй и заступиться за «свою» коммунистическую партию, что марксизм-ленинизм оказался им чужд и неинтересен. 
Но в 60-е годы Кочетов еще верил, что проблема в гнилой интеллигенции и заблуждающейся молодежи и можно еще все исправить, если вовремя среагировать на чуждые поползновения. Тем более что носителями разложения у него в романе были агенты с Запада, причем из бывших нацистов. И в этом плане роман Кочетова ныне приобрел вдруг неожиданную актуальность. Причем в самых разных аспектах. Например, таком:

«- Мозг засорят – совсем беда. Всюду пишут, что гангстерские фильмы в Америке способствуют росту преступности. Верно. Именно так, а не иначе и должны подобные фильмы отражаться в мозгу человека и сказываться на его сознании. А те наши фильмы, которые просто серы, убоги, бесталанны, пустопорожни, они тоже ведь сказываются. Допустим, не порождают гангстеризма. Но они порождают серость, убогость, бесталанность, пустопорожность. Зачем же молодежь то винить, отец?! Вините, дорогие товарищи взрослые, себя. Вините тех дядей, которые позволяют тратить народные деньги на постановку пустопорожних, бесталанных фильмов».

Уж сколько времени прошло, а проблема финансирования за гос. счет серых фильмов осталась. Тем более что дальше следует убийственно-современный пассаж:

«Испугались и попятились, отступили с господствующих над идеологическим противником высот в либеральные болотистые низины».

    Напомню - 1969 год! Через 20 лет именно так и случилось.
И дальше сын сечет отца:

        «…сейчас… вы на середке половинке – и не консерваторы и не либералы, и от вас, в общем то, от таких половинчатых, растерянных, всем тошно. Вот что значит устареть: и нового не приобрести и старое потерять, вернее, дать отнять его у вас крикунам и демагогам».

        Нокаут! Правда, тогда это еще не воспринималось настоящей «правдой», но роман «отцы» предусмотрительно к массовому выпуску запретили. Помимо журнала «Октябрь» он вышел лишь в Белоруссии небольшим тиражом – и точка. Почему? Думается, из-за мест, вроде высказывания одной американки:

«- Мы пробили стену! С огромным трудом, неимоверными усилиями, но пробили.
– Кто мы? – спросил Сабуров, глядя в голубые глаза мисс Браун…
– Весь свободный мир. Общими усилиями… Брешь… пробита, фронт русских ослаблен. Надо развивать успех. Существует весьма стройная программа демонтажа коммунизма, их советского общества. Это прежде всего духовный мир, наше воздействие на него…»

        Брешь пробита! Каково это было читать в идеологическом отделе ЦК КПСС и лично товарищу М. Суслову. В отчетных докладах утверждалось совсем другое, хотя непременно отмечалось усиление идеологического наступления Запада, но считалось, что оно получает достойный отпор. И вдруг выходит журнал «Октябрь» (символическое название) с обратным утверждением. Причем автор приводил доказательства, в том числе статистические. Например:

«…под прямым воздействием столицы… (ныне) по церковному крестят каждого шестого новорожденного. До войны не крестили и пятидесятого».

    Или такие откровение западных диверсантов о влиянии на советскую молодежь:

«- Через все возможные каналы – через наше радио, через обменные иллюстрированные издания и особенно через кино с его картинами великосветской жизни, – мы пробуждаем в них тягу к комфорту, к приобретательству, всячески насаждаем культ вещей, покупок, накопительства. Мы убеждены, что так они отойдут от общественных проблем и интересов, утратят дух коллективизма, который делает их сильными, неуязвимыми.  …скажем, до войны, не было перед глазами таких соблазнительных примеров. Каждый живущий не по средствам вызывал по меньшей мере общественное недоумение. …многое держалось и на драконовских сталинских строгостях. Вы знаете, что за килограмм украденного в поле гороха могли судить и дать человеку десять лет тюрьмы».

      Или такой убойный пассаж:

«- Молодежь! Тут богатейшая почва для нашего посева. Молодой ум так уж устроен, что он протестует против всего, что ограничивает его порывы. И если его поманить возможностью полного освобождения от каких либо ограничений, от каких либо обязанностей, скажем, перед обществом, перед взрослыми, перед родителями, от какой либо морали, он ваш…
      …И эти вот дивы, которых мы видели в здешнем аэропорту, умеющие трясти бедрами на эстраде, – одно из наших оружий… Они сексуализируют атмосферу у русских, уводят молодых людей от общественных интересов в мир сугубо личный, альковный. А это и требуется. Так ослабнет комсомол, в формальность превратятся их собрания, их политическая учеба. Все будет только для видимости, для декорума…»

        И как, спрашивается, должен быть реагировать на это Суслов и прочее высокопартийное руководство? Кисло, разумеется.
        А Кочетов продолжал писать то, о чем рассуждать в печати в те годы не было принято:
           
«А тогда в среде равнодушных, безразличных к общественному, которые не будут ничему мешать, возможным станет постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях таких людей, которым больше по душе строй западный, а не советский, не коммунистический».

        Налицо