Не хочу в Сибирь, хочу в Майями...

Или:

Куда девались шестидесятники России?


«ШЕСТИДЕСЯ;ТНИКИ»,  это представители советской  интеллигенции, преимущественно, художественной и научной, чьи политические  и эстетические  взгляды сформировались под воздействием 20-го съезда КПСС, процессов десталинизации и  демократизации общества  в  период, так называемой,  «оттепели»  шестидесятых годов. 


Предисловие

Герои широко известного когда-то романа Василия Аксенова «Звездный билет», напечатанного в годы оттепели  в  журнале «Юность», поехали после окончания школы не в Сибирь, как другие молодые люди СССР,  чтобы работать на великих  стройках страны, а в Прибалтику, отдыхать и развлекаться. Этот принцип радикалов СССР, не работать, а отдыхать, является идеологией и нынешних радикалов России, вышедших из шестидесятников.

Их идеология, по словам одного  из  тогдашних героев  Аксенова, очень и очень проста:  Не хочу в Сибирь, хочу в Майями!

Да, именно так:

«Лучше я буду работать в Лондоне таксистом, чем в СССР писателем» - лозунг писателя Анатолия  Кузнецова, диссидента шестидесятых годов, автора популярного  в СССР романа  о строительстве Иркутской ГРЭС под названием «Продолжение легенды» и широко известного антифашистского романа об уничтожении  евреев в Киеве  под названием «Бабий яр». Он сбежал в Англию во время своей заграничной поездки,  несколько лет после бегства проработал п    в Лондоне таксистом,  но потом был приглашен  на  радиостанцию «Свободная Европа» для антисоветской пропаганды.

А вот другая, но уже  «антилиберальная»,  точка зрения на жизнь в СССР:
« Новосибирский Академгородок для будущего страны важнее Пастернаков и Солженицыных вместе взятых»,- сказал Виталий Третьяков, главный  редактора журнала "Политический класс", ведущий  телепрограммы "Что делать ?»  и  участник скандально громкого телешоу об «оттепели»  в Советской истории.

***

Только что по третьей программе ТВ прошла очередная программа «Красный проект», на которой рассматривался особый исторический  период СССР под названием «Оттепель – обновление или разрушение».

Под Оттепелью в  СССР принято понимать изменения в жизни советского общества, совершившиеся  после двадцатого съезда КПСС и  разоблачения культа личности  Сталина,  и  связанный, в основном,  с уменьшением  контроля партийного аппарата за деятельностью творческой интеллигенции страны, вызвавший  бурный расцвет литературы. Название было вызвано появлением в печати романа Эренбурга «Оттепель», вышедшего в конце пятидесятых в журнале «Новый мир».

Но в этом телешоу разговор шел несколько о другом и несколько уже по широте охвата проблемы.  Он  шел, в основном и главным образом, об идеологии жизни в  шестидесятых годах  СССР  в  среде избранной московской интеллигенции.

В передаче участвовали представители нынешней «ярых» либералов, точнее либеральной  интеллигенции в лице господина Ципко, бывшего активного а  Советского штатного партработника  в идеологическом отделе  ЦК КПСС, а затем такого активного разрушителя СССР, но уже  в ранге помощника самого «черного коммуниста» Яковлева;  Рыжкова, бывшего школьного учителя Алтайского края, затем друга Явлинского и депутата Госдума от яблочников, а сейчас либерального обличителя путинского режима, не прошедшего в Госдуму на последних выборах, но прекрасно живущего в Москве в  Госдумовской своей квартире и постоянно критикующего «путинскую антинародную»  политику; а также одного  активного представился нынешних российских  либералов от московской интеллигенции, яростного хулителям всего бывшего Советского,  господина Максимова, полуписателя, полутеатроведа и полутелеведущего либерального толка.

И все эти приглашенные представители нынешней  Московской либеральной    интеллигенции умели прекрасно говорить и спорить. Причем, говорить  они могли  бесконечно долго и также бесконечно неутомимо.

На  другой  же стороне дискуссионной  арены стоял известный  телеведущий и культуролог  Виталий Третьяков,  неважный оратор и такой  же неважный  полемист  с  двумя некими безликими сотоварищами, не умеющих  толком ни о чем говорить, а , тем более, спорить.

И дискуссия на шоу  не получилась. Не получилась  по той простой причине, что либеральная сторона «дискуссантов»  оказалась в полемике  на голову  сильнее противостоящей стороны. Либералы говорили об оттепели, как о явлении рождения и проклевывания антисоветчины в литературе и искусстве  Советской страны.

В качестве аргумента они приводили пример известной художественной выставки  в Манеже, разгромленной Хрущевым, первые произведения молодых поэтов и писателей типа Евтушенко, Рождественского, Аксенова, Вознесенского, Ахмадулиной, Гладилина, печатавшихся в «Юности», хотя  в их произведениях антисоветчины невозможно было увидеть даже через  микроскоп.

И трудно было найти тогда более советского поэта, чем тогдашний молодой Евтушенко. Ведь первые его публикации были  из стихов, прославляющих Советскую власть, а затем к ним добавилась его широко известная поэма «Братская ГРЭС», где он сравнивал грандиозные  сибирские  ГРЭС  СССР с Египетскими пирамидами.

Но либералы на шоу говорили именно о них. И говорили о них именно потому, что большая часть из них впоследствии сбежала на запад  и занялась активной антисоветской пропагандой через  голоса известных тогда антисоветских радиостанций типа «Свободная Европа»,  «Голос Америки», «Би-би-си» и так далее.  Противостоять  их  аргументам противоположная сторона ничего вразумительного так и не смогла.

Лично я хорошо помню шестидесятые годы в Москве, потому что тогда я был студентом  одного из лучших  ВУЗов  страны, МГРИ, куда поступил после не после школы, а после нескольких лет работы в геологоразведочной партии в Якутии. Для меня шестидесятые годы, это бурный всплеск  интереса к только что появившееся студенческой песне под гитару. Я тогда сам играл на гитаре, и сам  пел эти студенческие песни на разных московских представлениях,  фестивалях и вечеринках.

Для меня шестидесятые годы, это наши студенческие  стройотряды в самых отдаленных местах страны, это комсомольские стройки и комсомольские  добровольцы на стройках гигантских  ГРЭС  Сибири, это тысячи новых строящихся заводов, это массовое переселение жителей моей страны из бараков и коммуналок в новые дома, презрительно обозванные потом  либералами «хрущебами», а нами  тогда называемые  «черемушками» из-за названия первого микрорайона  Москвы, застроенного  домами.

Студенчество тех лет жило очень активно. В каждом ВУЗе во всю работала своя самодеятельность, свои студенческие театры, проходили  студенческие «капустники», на которых не было закрытых тем и на которых  доставалось не только своим друзьям студентам, не только  своей преподавательской  и  даже профессорской  среде, но и во всю критиковалась верхушка советской власти в лице и Хрущева, и потом Брежнева с помощью анекдотов и скетчей.

Одеваться студенчество старалось по собственной, выдуманной ими самими для себя молодежной моде, чисто, аккуратно, изящно и недорого . Обязательной и  для  студента  была  ослепительно белая  рубашка с  галстуком, желательно нейлоновая, потому что ее стирать было просто и гладить совершенно не надо. н  Брюки  должны  быть заужены, подогнаны по фигуре и наутюжены до самой невозможности, чтобы  о стрелки брюк можно было даже «обрезаться» . Гладились они через смоченную в сильно намыленной и соленой воде через тонкую тряпочку, а затем – через газету.  Неприемлемо для студента и  даже стыдно было ходить в грязной и рваной  одежде. Джинсы не признавались за нормальные брюки, а их советские заменители, так называемые, «техасы» считались лишь рабочей одеждой.

Для меня шестидесятые годы – это  масса  литературы о репрессированных участниках Революции и Гражданской войны, начавшей выходить в свет, это доклад Хрущева и открытое письмо Раскольникова,  втихаря  ходившие тогда  по студенческим общежитиям. Это очередь  за печатавшимся в журнале «Новый мир» мемуарами Эренбурга «Время, годы, жизнь», очередь за печатавшимся в журнале «Звезда» романом Симонова «Живые и мертвые», это ночи в очередях на билеты в московские театры, это ночи в очереди  на подписку Александра Грина, Пушкина, Лермонтова, Толстого, Есенина, которые у меня сохранились до сих пор.

Для меня шестидесятые  годы, это студенческие дружинники на улицах Москвы, вылавливающие любителей всего иностранного и выпрашивающих  у иностранцев жвачку, поношенные джинсы, шариковые ручки  и цветные презервативы. Тогда они только появились, эти будущие фарцовщики и будущие советские миллионеры, начинающие наживать  свои богатства на скупке поношенных «вещей» у иностранцев и продающих их потом своим знакомым за баснословные цены.

Для меня шестидесятые годы в стране, это годы моего  возмужания, моего  личностного становления,  моего осмысливания своего пути  и своего места в строительстве Великого Государства под названием Советский Союз,  где не должно быть  стяжательства, тунеядства, рабства  и где по настоящему должен работать наш вечный лозунг – от каждого по способностям, каждому по труду.

Но к сожалению этого у нас не получилось. Шестидесятники - либералы  с американскими  поношенными джинсами в руках    оказались сильнее  нас и развалили Великую Страну. Их лозунг - не хочу в Сибирь, хочу в Майями, оказался убедительнее для большинства интеллигенции страны.

***