которого присуще изобилие безвкусных сравнений и натянутых метафор". Такая ревнивая реакция, видимо, свидетельствует об успехе, которым начинали пользоваться шекспировские пьесы у зрителей. С другой стороны, есть основания считать, что обвинения Грина задели-таки "потрясателя сцены": помимо свидетельств Четтла, можно сослаться на 112-й шекспировский сонет. Лирический герой этого темного сонета жалуется, что втянут в "вульгарный скандал", который выжег позорное клеймо у него на лбу. В сонете, написанном путанным, неправильным языком, содержится то, что можно принять за намек на виновника скандала - Грина. Речь идет о неологизме o'er-green, который более нигде у Шекспира не встречается.
- Есть также основания считать, что нападки покойника, - снисходительно укажу я, - задели и влиятельного покровителя нашего "потрясателя", а именно графа Саутгемптона. Недаром Четтл и даже едкий Нэш впоследствии публично божились и клялись в том, что их перья непричастны к упомянутому памфлету".
Не обратив внимания на мою реплику, читатель делает краткую паузу и "шпарит" дальше.
- В свою очередь, младший современник "деревенского автора" шотладец Бен Джонсон глубокомысленно изрекал, что «Шекспир мало сведущ в латыни и еще меньше в греческом" и что ему, видите ли, "не хватает искусства" и знаний античной эпохи.
- Действительно, - поддержу я читателя и Бена Джонсона, а заодно проверю эрудицию моего собеседника, - у этого незнайки в "Юлии Цезаре" бьют часы, в "Антонии и Клеопатре" играют на бильярде, в псевдоантичных Афинах правит герцог, а герой "Двух веронцев" путешествует из Вероны в Милан морем, и море же омывает в "Зимней сказке" Богемию!
- Однако, с другой стороны, - полувозразит мне начитанный читатель, - в "Укрощении строптивой" утверждается, что в отнюдь не приморском городе Бергамо шьют паруса - и это совершенная правда! Или, к примеру, специалисты обвиняли Шекспира в незнании католических обрядов: дескать, какие могут быть "вечерние мессы" ("Ромео и Джульетта"), коли мессы бывают только утренние! И что же? Оказывается, в славном городе Верона вечерние мессы служили еще в начале XIX века! Более того, - не на шутку расходится читатель, - в упомянутом мной шедевре говорится о "платанах у западных ворот". Так вот - рядом со старинными западными воротами Вероны до сих пор растут платаны!"
"Вижу, что вы в жизни не читали "Двух веронцев", - с чувством торжества и превосходства изреку я. - В этой пьесе Валентин отправляется в веронский "порт", чтобы отплыть "на корабле" в Милан (но про море - ни слова!). Надо знать, что в средневековой Северной Италии самым надежным видом транспорта был речной. Многочисленные реки во главе с По соединялись между собой каналами, и в Милан, считавшийся тогда портом двух морей - Тирренского и Адриатического - действительно можно было добраться на небольшом суденышке, причем не только из Вероны, но и из Венеции... В конце концов, - резонно замечу я, - не в ошибках дело. В своем посвящении «К читателю», напечатанном в первом фолио (1623 год), Бен Джонсон с энтузиазмом констатирует, что шекспировские строки превзошли «мощный стих» Марло.
Такие высказывания напоминают мне нынешние перепалки завистников-профессионалов. Интересно, что ответил бы "ветерану континентальных войн" Джонсону острый на язык буян и забияка Кристофер, не нарвись он в 1593 году на кинжал, выхваченный завсегдатаем кабака в пьяной ссоре. Хотя, кое-кто считает, что гибель Марло – инсценировка, а сам Крис стал, после своей «смерти», Уиллом. Точнее – Уиллом Шекспиром.
Думаю теперь, дорогой читатель, ты понимаешь, куда я клоню. С твоего разрешения я хочу поделиться гипотезами и версиями, согласно которым сын перчаточника из Стратфорда не сочинил ни строчки из того, что до сих пор с успехом ставят в театрах всего мира.
- Не вы первый, кто клонит в эту сторону, - насмешливо заметит читатель. - Первым пошел по этой обходной дорожке английский литератор Г. Лоуренс, который еще в 1769 году засомневался насчет способности "какого-то актера" сочинять великие вещи. Как говорится, "лилии не растут в чертополохе." Здесь уместно припомнить и эпиграмму поэта Джона Дэвиса на "мистера Уилла Шекспира" из книги "Бичевание глупости" (1610 год), в которой намекается, что Вилли - подставное лицо! "Первые антишекспировские теории, по словам российского театроведа А. Бартошевича, начали появляться с середины XIX века, "со времен романтиков, которые верят в полную тождественность между личностью и биографией художника...Нам часто кажется, что жизнь построена на всяких обманах, на сознательных или навязанных иллюзиях, что нас окружает ложь, и, естественным образом, мы получаем большое удовольствие, когда эти иллюзии время от времени ставятся под сомнение". Заметьте, однако, - продолжит читатель, - что в 15-летнем возрасте некто Томас Кромвель был абсолютно безграмотен, а в 30 лет знал несколько иностранных языков, включая латынь, и "работал" первым советником Генриха VIII. А Леонардо да Винчи! Он ведь тоже "академиев" не заканчивал...
Я не замечу этой бестактности и поразмышляю. Но прежде так и хочется мне воскликнуть: "О, как бы я хотел оказаться в свите Григория Микулина, посла московского государя Бориса Годунова, представленного Елизавете Тюдор в 1601 году! Меня, разумеется, заинтересовали бы не "два буфета с драгоценностями из золота и позолоченным серебряным блюдом, доставленные на семи повозках из Тауэра в качестве даров русским дипломатам". Окажись я тогда в зале приемов, во все глаза рассматривал бы королеву-девственницу и ее лордов, принимавших русские хлеб-соль, а также кожаные сундуки с золотом и соболями. Но более всего меня бы заинтересовала "художественная часть" приема: после церемонии представления русского посла перед московитами разыграли шекспировскую "Двенадцатую ночь", и тогда я, потрясенный, увидел бы гения мировой сцены и пожал бы ему руку..."
-...А также поблагодарили бы его за сцену переодевания в костюмы москвитян, написанную гением в процессе сочинения "Бесплодных усилий любви", - ехидно вставит читатель.
4. "Мне, признаться, почти все равно, ... действительно ли Шекспир сочинил свои великие пьесы и сонеты или это были Бэкон, Марло, Ретленд, Саутгемптон. Тайна сия навряд ли будет когда-нибудь раскрыта, но замечательные творения, независимо от этого, будут существовать вечно", - российский поэт Леонид Григорьян (1929-2010 гг.)
Разумеется, не так уж и важно, кем написан «Гамлет», «Отелло» и другие «вечнозеленые» трагедии, приписываемые некоему Шекспиру, драматургу, а по совместительству актеру и деловому человеку, проживавшему в Лондоне в царствование королевы Елизаветы I, а затем Иакова I Стюарта. Важно, как, с каким блеском они написаны, какие глубины открывают.
Но всё-таки, неужели не интересно знать, кто был их автором - литератором, словарный запас которого более чем в два раза превышает словари лучших английских писателей, драматургов и поэтов той и более поздних эпох? Ведь по идее речь должна идти о выходце из сословия йоменов, сыне провинциального «бизнесмена», оборотистого ловкача, сумевшего в расцвете лет заполучить заветное «кольцо олдермена» - помните, над обладателями этих колец с агатом подтрунивает в своем монологе Меркуцио из "Ромео и Джульетты"? Так откуда у сына "улыбчивого" и общительного ремесленника из скромного города Стратфорда такие широкие познания в иностранных языках: Шекспир изящно и словно мимоходом демонстрирует в своих пьесах знакомство с итальянским, испанским, французским (в "Генрихе V" целая сцена написана на правильном французском языке той эпохи!) и классическими языками? Как оборотистый торговец недвижимостью, бездарный актер, мелочный ростовщик, сутяга, развратник и впридачу пьяница, допившийся в канун свадьбы младшей дочери Джудит до горячки, которую лечили «настойкой фиалок» и которая свела его в 1616 году в могилу, мог знать о повседневной жизни далеких Падуи, Вероны и Венеции и быть посвященным в тайные интриги и явные склоки при дворе венценосцев?
Теперь-то мы точно знаем, что вольнодумец сэр Уолтер Рэли (знатоки утверждают, что эту фамилию следует писать и произносить как "Роли") и мот лорд Эдуард де Вер сообща издевались над напыщенным Кристофером Хаттоном, "устроителем зрелищ" Ее Величества, и что королева узнала своего "устроителя" в образе Мальволио из "Двеннадцатой ночи" и не только узнала, но и до слез хохотала над тем, как надутому резонеру приходит в голову убеждение, будто его госпожа прониклась к нему любовной страстью.
Обиженный Кристофер Хаттон строчил королеве дошедшие до нас письма, умоляя оградить его от насмешек вольнодумца и мота, а королева - она забавлялась, читая эти послания. Всё-таки эта склока, да шекспировские комедии разнообразили ее невеселую монаршью жизнь...
Почему после смерти Шекспира не было пышных похоронных процессий и прочувствованных стихотворных посвящений, коими удостаивались его ныне мало кому известные современники – поэты и писатели? Неужели миру хватило дошедшей до нас дневниковой записи его зятя «Тесть мой преставился»? (таким образом, зять знал грамоту, чего не скажешь о жене и детях Шекспира). Я уж молчу о том, почему останки великого драматурга не упокоили в Вестминстерском аббатстве, этом английском пантеоне, где нашли свое последнее пристанище многие «короли словесности» туманного Альбиона, включая Бена Джонсона. Неужели только потому, что "король"- "сын плебея", не шибко грамотного человека, подписывавшегося крестом и циркулем?
"В самом деле, - поддакнет сведущий читатель, - первым литератором, откликнувшемся на смерть Шекспира, был некто Уильям Басс, посвящение которого впервые увидело свет в 1640 году во втором издании «Сонетов» Шекспира. Судя по посвящению, только Бассу пришло в голову, что Шекспир достоин того, чтобы упокоиться в Вестминстерском аббатстве. Несколько лет спустя на это замечание ответил знаменитый поэт Джон Мильтон, написавший стихотворение, в котором утверждалось, что прах Шекспира не нуждается во внешних, так сказать материальных, проявлениях всенародного признания".
"Да вы, батенька, знаток, - пробурчу я и поддену сведущего читателя, - А как же Хью Холланд, написавший посвящение "на стихи и жизнь известного сценического поэта Мастера Уильяма Шекспира"? Посвящение это было опубликовано в фолио 1623 года, и в нем наш герой прямо назван "королем поэтов". Окромя того, поставили-таки "королю" памятник в Аббатстве - только в 1741 году, через 125 лет после его смерти. Но лучше поздно, чем никогда!"
С удовольствием наблюдая замешательство читателя, продолжу.
Итак, попробуем прикоснуться к тайне Шекспира и поразмышлять над загадкой этого знаменитого имени.
5. Все известные автографы актера из Стратфорда читаются как «William Shakspere» - из телевизионной передачи О. Кандаурова «ОАЗИС» (1996 г.)
Начнем с того, что никаких Шекспиров, точнее лиц с фамилией Shakespeare, в 16-м столетии в Стратфорде не «водилось».
