«Не глядите мне за спину. Это не песок сыплется, а остатки
пороха молодых годов»
Я. Беленький
В тот год весна пришла в Москву как-то внезапно и ужасно слякотно. Утром солнце осветило блестящие лужами улицы и площади столицы, по которым, перепрыгивая ручейки тающего снега и кучки песчано-соляной смеси, которой дворники посыпают тротуары, спешили куда-то москвичи. Над городом и его жителями с диким криком закружились стада ворон, голубей, воробьев и еще не понятно кого. Все это пикировало на мостовые и тротуары, устраивая настоящие побоища, решая, кто первым прикоснется и первым отведает оставляемых, неспешно передвигающими ноги и цокая копытами лошадьми, свежих и оттого парящих куч навоза. Да, в Москву внезапно пришла весна.
Поезд из Ленинграда пришел рано утром и, некстати, вовремя. Толпа пассажиров и не меньшая толпа встречающих вынесла нас с Юркой на Каланчевскую площадь, которая встретила двух заспанных и из-за этого злых нахимовцев, гудками электричек и такси.
После спокойствия Ленинграда московская суета раздражала.
Но все это меркло перед сознанием того, что наступили весенние каникулы, а впереди ждала встреча с дядей Яшей Беленьким, маминым братом, который милостиво согласился пригреть двух оболтусов, сорвавшихся «с привязи» и рванувших неожиданно для всех, в том числе и для них самих, в столицу.
Утро следующего дня пробудило нас от сна громогласным голосом почти двухметрового роста дяди Яши, вышедшего из своей спальни: «Малчыки! Сегодня мне приснилось, что я стал писателем. А поэтому я меняю прическу!»
После чего, он расчесывает свои волосы на прямой пробор, разглаживает свою бороду, придавая ей форму «лопаты», и становится похожим на Льва Толстого.
Дядя Яша жил в знаменитом «Доме на набережной», или как он его сам называл - «Второй» дом на нашей улице, на которой всего один мой дом и есть».
Его родной дядя, «товарищ Сергей», был помощником начальника всемогущей «ЧК» Феликса Дзержинского, а заодно и начальником охраны вождя нашей мировой революции. В 1938 году «товарищу Сергею» это дело припомнили, и он пропал не на просторах огромнейшего сибирского «архипелага Гулаг», а недалеко от Москвы….
Сам же дядя Яша прошел войну десантником. Однако после Победы, его путь продолжился по пути, проторенном его родней. Правда, ему повезло. Он узнал – что такое «архипелаг», но вернулся оттуда. И, наконец, этот самый путь привел его в коридоры киностудии «Мосфильм», где он, в описываемый период времени, и работал.
- У кубинцев есть Фидель Кастро Рус. А у нас есть я – Фидель Кастро Зюсс, - садясь за стол и, меняя, в который раз, форму своей бороды, произносит дядя. И становится очень похожим на вождя кубинской революции, - Запомните, малчыки. Так как я за вас в ответе перед вашими, так сказать, «мутерами», то я для вас не дядя Яша, а БАДЯ Яша, - продолжает он, - Что означает на данный период вашего обретания в этом «мемориальном» доме родственную смесь «батя + дядя».
За столом, завтракая яйцом всмятку и запивая его чаем из огромной фарфоровой кружки, которую дядя Яша запрещал мыть, он внезапно произносит: «Ну, разве это пища для «беленького» человека? Поехали в Дом кино. Пожуем, а заодно я вас познакомлю с очаровательной школьницей, которая сыграла Герду в новом фильме «Снежная королева». Кстати, сегодня премьера».
- Кто такая? – спрашивает Юраша, - Мне бы с Евгением Моргуновым познакомиться, с Бывалым, то бишь, а не со школьницей. Что я, школьниц не видел?
- Ну, Моргунова не обещаю, а Леночку Проклову – будьте любезны, - произносит дядя Яша и выходит из-за стола, - Тронулись, малчыки, - заканчивает он завтрак.
В троллейбусе было много народу, что приводило к толчее и повизгиванию пассажиров, которым кто-нибудь из них же самих наступал на ноги. В дополнение ко всему этому, по салону распространялись запахи парфюмерии, пота и перегара.
Слышалась легкая ругань: «Вы выходите? Нет? Так какого… вы сели в этот троллейбус? Не выходите – ходите пешком. Тоже мне – Ломоносов!»
Водитель троллейбуса из динамиков постоянно напоминал пассажирам о необходимости своевременно оплачивать проезд: « Граждане пассажиры! Очнитесь! Вы не в поезде! Наступило утро, которое красит нежным светом стены древнего Кремля! Оплачиваем! Оплачиваем! Своевременно оплачиваем свой проезд. Совесть – лучший контролер нашей жизни, не считая всевидящей ОБХСС!»
Нам немного повезло. Мы стояли на задней площадке, и когда открывалась дверь, свежий уличный ветерок приносил нам слабенькое, но, все же, облегчение.
Однако Юраша нервничал: « Азохен вей! – причитал он, - Черт знает что. Килек в банке и того меньше!..»
- О, молодой шлымазл шпрехает на идиш? – с аидовским акцентом замечает дядя Яша.
- Да, так. К слову пришлось. А Вы что его знаете? - вроде воспрял духом Юрашка.
- Так я же чистокровный еврей! – во весь свой знаменитый голос пробасил Бадя Яша.
Он совершенно забыл, что мы едем в троллейбусе, что этот самый троллейбус битком забит пассажирами. И он совершенно забыл обратить внимание на тот факт, что густоте палитры его голоса мог позавидовать сам Федор Шаляпин, а сам он находится не на съемочной площадке и, тем более, не в студии дубляжа, а в московском троллейбусе.
Троллейбус внезапно дернулся и окунулся в невероятную тишину. Потом скрипнули открываемые двери и с грохотом закрылись. До нас донеслась ругань одного из пассажиров:
- Мэй вей! Каким бы он евреем ни был, но воспитанные люди так не поступают!
Троллейбус покатил дальше. Обернувшись, мы с удивлением увидели, что салон троллейбуса пуст. На месте сидел только водитель, который, по непонятной для нас причине, проскочил следующую остановку. За это он получил от ожидавших на этой остановке его машину пассажиров, много всякой ругательной словесности и ударов чем попало по бокам троллейбуса.
Зато мы ехали без толкотни и давки. И в салоне троллейбуса нас окружал чистый воздух – без запахов и пассажирской перепалки.
До Дома кино мы доехали в немой тишине и немом удивлении.
Выйдя из троллейбуса, Бадя Яша заметил:
- Успокойтесь, малчыки. Это Москва, в которой, кроме того, что я еврей, меня больше ничто не смущает.
Перед началом киносеанса мы зашли в кафе Дома кино, дабы отведать пищи для «беленького» человека.
За одним из столиков сидела очень маленькая очаровательная женщина.
Она завтракала. Завтрак ее состоял из кусочка ветчины с гарниром из зеленого горошка и чашечки кофе. Она подняла свое лицо и улыбнулась Баде Яше, который остановился рядом с ней:
- Здравствуй, Янечка. Что, удивляешься тому, чем питаюсь, раз смотришь мне в тарелку? Эх, Яша, наши молодые сегодня исповедуют французскую диету. Так, что теперь в моде обмороки от этой самой французской диеты. И не надо так смотреть в мою тарелку. Диетами не пользуюсь и в обморок не грохнусь. Я и так легкая.
Она поднялась из-за столика, и пред нами предстала живая «Дюймовочка».
Мы с Юркой стояли столбами. До нас никак не доходило, что мы общаемся с самой Надеждой Румянцевой.
Она попрощалась и вышла из кафе. Мы сели за столик, но аппетит пропал. Мы только глазели по сторонам, пытаясь вспомнить фамилии артистов нашего кино, которые заходили или забегали в кафе и приветствовали Бадю, а заодно и нас.
В конце концов, мы приступили к еде. Неожиданно услышали:
- Яня! Кто это с тобой? Вроде дети за тобой не водились? Или ты все же не безгрешен? И оставил потомство? Кто маман этих птенцов? Кого ты осчастливил?
Мы подняли глаза от тарелок и чуть не подавились. Перед нами стояла во всей красе Лидия Смирнова.
- Здравствуй Лидушка! – поднялся Бадя Яша, - Это мои племянники из Питера. Моряки-Нахимовцы.
- Да ты что!? Правда, моряки? - лицо Смирновой озарилось улыбкой, - А что это моряки забыли в этой нашей сухопутной столице?
Вдруг она нагнулась над столиком и лихо подмигнула нам:
- А что, морячки, может, жахнем по рюмочке?
- Ты, мать, что предлагаешь? – делая вид, что злится, засмеялся Бадя Яша, - им завтра в школу, а они еще уроки не выучили.
- Ты же, Яня, сказал, что они моряки, - и со вздохом продолжила Смирнова, - эх, какая компания не состоялась. Свинтус ты, Беленький!
Юрка смотрел вслед уходящей грациозной походкой Смирновой с открытым ртом:
- Дядя Яша! Это та самая? Которая?..
- Которая - которая, - ответил Бадя и добавил, - Пошли в зал.
Лены Прокловой в зале не оказалось. Но, когда после окончания фильма зажегся свет, то через ряд от нас мы увидели Евгения Моргунова. Рядом с ним сидела молоденькая девушка.
Бадя Яша во весь голос обратился к Моргунову:
- Женя! Спускайся к нам. Тут с тобой познакомиться хотят!
И получил в ответ:
- Яша! Дорогой! Не надо оваций! Я с невестой!...
Он помахал нам рукой, после чего они быстро ушли из зала. Но Юрка был удовлетворен. Он видел живого Бывалого. Да еще вблизи. Да еще в компании с молоденькой девицей. К тому же, Бывалый помахал ему рукой.
Бадя Яша с нами возился, как заботливая мамка. К концу каникул у нас на лице образовались смешливые морщинки, а сами мы слегка изменились в размерах. На двери комнаты Юраша и я прикрепили наш значок с изображением П.С.Нахимова и дяди Яшину фотокарточку, на которой он снят в белом хитоне. Над его лысиной мы нарисовали нимб. Вся эта картинка была снабжена надписью: «Живем у Бога за пазухой».
Каково же было наше изумление, когда он сказал:
- Я не совсем понял – «как Вы Мы живем?» У Бога или убого?
Юмор сыпался из Бади Яши, как из Рога изобилия. Даже похороны свои он не обошел шуткой. В зале прощания 1-й Градской больницы стояли на постаментах несколько гробов, а крышки были прислонены к стене. Я уже говорил, что Бадя Яша был высокого роста. И вот в этом зале прощания, в присутствии большого количества скорбящих, внучатый племянник Бади Яши Сережа, смотря на крышки гробов, которые стояли как солдаты почетного караула, толкает меня в бок, и этаким громким шепотом говорит:
- А наш-то, длиннее!..
Что было дальше, я описывать не буду. Скажу только.… Да, нет. И этого говорить тоже не буду. Боюсь, что и Вы и я подавимся смехом.
|