Польская поэзия. Виктор Ворошильский

Вскоре после войны 1914-1918 годов в Европе появились первые
фашистские государства В этих государствах
солнце всходило и заходило в обычное время озаряя лучами
крыши домов и холмов зеленые склоны В скотных дворах
мягко мычала скотина Матери на рассвете
будили детей целуя их в лоб. Отцы возвращаясь с работы
со счастливой усталостью в теле вдыхали
дым домашнего очага а после обеда
засыпали в кресле или терпеливо мастерили что-нибудь или
музицировали с энтузиазмом Дети
играли в классы в пятнашки в прятки. У маленьких девочек
груди вдруг начинали расти и девочки сразу
превращались в девушек переполненных шепотом шорохом
как деревья в лесу и всхохатыванием при звуке которого
у мальчишек пересыхало в горле Летними вечерами
на занавесках подсвечиваемых изнутри сходились тени
расходились и снова сходились в объятии Зимой же
любовники ловили устами пар из уст в оснеженных садах
И еще
можно вспомнить о котах выгибающих спину о воробьях
вспархивающих над мостовой о стариках на завалинке
о цветах садовых и комнатных о больничных сестрах
подающих больным термометр о людях с метлой
подметающих улицы О рассыхающейся
древесине о влажной борозде в поле о ветре в зарослях
И еще можно много
перечислить явлений свидетельствующих что
Ибо не было знаков на небе комет предзнаменований
воды превращенной в кровь несгорающего терновника ибо
жизнь шла обычно стало быть вправду в этих государствах
было много
людей обыкновенных и людей хороших и таких которые
ни о чем не знали и которым
не приходило в голову и которые
не считали себя совиновниками и которые
не имели с этим ничего общего и которые даже
не читали газет или читали невнимательно занятые
мыслью о том что надо поправить
протекающую крышу отдать ботинки
сапожнику посвататься выпить
кружку пива замесить краски зажечь свечку и которые вправду не
замечали страха в глазах соседа не
слышали дрожанья в голосе человека спрашивающего
как пройти не замечали разницы не слышали
внутреннего голоса в себе или если
догадывались о чем-то не могли ничего сделать и утешались
говоря Мы по крайней мере
не делаем ничего плохого живем как жили всегда
Что было правдой
А все-таки это были
фашистские государства
 

Поэт есть нищий Нищенство ему
пристало Он им не унижен
Ладонь его открыта Жест
такой обычный в воздухе прозрачном
этого города этого времени Стук
палки по плитам тротуара как бы тот
сохранившийся посох
из-за семидесяти поколений
О если б
так было до конца Еще ведь столько
неведомых ему не ведающих Столько
тех что уже не успеют уже не дадут не возьмут
Поэт есть нищий Но теперь недолго
Тем временем жена
поэта нищего копает скрытно
тайники для сокровищ Торопится нужно спешить
Ночью копает и в яминках памяти прячет
здесь сновиденье
здесь крик на цезуре
здесь это двустишье
Я вернулся в мой город знакомый до слез
До прожилок до детских припухлых желез
тут и там она роет работает втайне готовит
будущий блеск и пышность
дворцов посмертных
 1971
 

Они все знали
о Мандельштаме
раздетом донага
На выцветших страницах дела
волосатая грудь
и срам
Как бы пришпилили булавкой
зябкость его и стыд
трепыхание мотылька
Теперь они уходят
в тяжелых сапогах и френчах
в черную бездну века
А он стоит
голым худым плечом подпирает
рушащийся мир

Ленинград, сентябрь 1990

 В сем христианнейшем из миров...
 Марина Цветаева
 
Вглядываются с подозреньем
в светлое его лицо
В пурпурной струе
из раны смертельной
считают капли
еврейской крови
Отталкивают его
приголубливают
Они забыли
что в этом мире
каждый поэт
каждый
с желтой нашивкой на сердце
жид
 

Мы знаем раннего Чаплина но до него
был Чаплин еще более ранний Те фильмы
теперь забыты В то время у Чаплина
была бандитская рожа он злобно оскаливал зубы
как рысь готовая прыгнуть и не было у него ни стыда
ни совести он соблазнял женщин к соперникам
подсылал гангстеров отвергнутый мстил
ничем не гнушаясь когда красотка Мэйбл
Норман участвовала в гонках этот мерзавец
полил водою трассу переставил указатели направив
автомобиль в пропасть подложил динамит несмотря
на все Мэйбл осталась жива и победила
он лопался от бешенства публика
лопалась от смеха и естественно вовсе
ему не сочувствовала. У него еще не было
его костюма тросточки усиков Звали его не Чарли
а Чез Позже Чез исчез но какое-то время
так продолжалось Со временем
внешность и личность Чаплина стали меняться Это
бывает не только с актерами но и
с апостолами и с обыкновенными людьми Многие
пережили такое в юности удивляясь
и страдая когда их лицо
затверделое в гримасе казавшейся образом
и подобием личности вдруг рассыпалось крошилось
и затвердевало вновь но иначе Неизвестно
откуда это приходит Это не то что
принятое решенье Может быть вдохновенье Так Чаплин
после тридцати пяти фильмов преобразился
из Чеза в Чарли В последнем
из этих фильмов были оба Чарли
грезилось во сне что он Чез От грез
его разбудила палка полисмена Встал
со скамейки в парке и заковылял со смущенной
улыбкой куда-то Не было в нем
злобы только надежда Не было жажды
успеха только желанье
защитить человеческое достоинство Из преследующего
он превратился в преследуемого И это был уже
ранний Чаплин которого
мы полюбили не переставая смеяться
 

Невозможные
эти господа интеллигенты
Однако же вопреки своей невозможности
они существуют
Нет у них инстинкта самосохраненья
Неблагодарные
кусают грудь питающую млеком
Сгорают со стыда
за несовершенство мира
на всех кострах
Придумывают
перпетуум мобиле
государство солнца
множественность действительностей1
и время от времени дабы облегчить страдания близких
гильотину
В рамках эксперимента
кладут свою голову под нож
Доктор Маркс
придумал прибавочную стоимость
и об этих цепях кроме которых
вы конечно помните
пролетариату нечего терять
Доктор Корчак
придумал «Как любить ребенка»
и до конца держался этого:
маленькой теплой ладони
в иззябшей руке
Граф Толстой не окончил курс юриспруденции придумал
«Не могу молчать» против смертной казни
и что зло рождает новое зло Постановил
прервать
Доктор Швейцер теолог придумал
что нужно спасать тело
прокаженных негров и сказал
Я иду Господи
Доктор Жансон француз впрочем не знаю доктор ли придумал
что французы должны убраться
из Африки многие
считали его плохим французом
А доктор Халубиньский2 из Варшавы
вскарабкивался все выше
молодеющим сердцем и задержавшись
на обрыве ветра придумал
карпатских горцев не улыбайтесь помысел доктора Халубиньского
тоже был не такой уж глупый
 
В НЕКУЮ ЗИМУ В НЕКОЕМ ГОРОДЕ РАБОЧИЕ ПРЕДОСТЕРЕГАЮТ ПРОХОЖИХ ЧТОБЫ ТЕ НЕ ПРИСОЕДИНЯЛИСЬ К НИМ

Мы идем. Не присоединяйтесь к нам
Не присоединяйтесь к нам
Вы у которых не все еще забрано
Не присоединяйтесь к нам
Пока вам хватит хлеба и надежды
Не присоединяйтесь к нам
Ваш огонь греет Наш грызет и глодает
Не присоединяйтесь к нам
У вас кипит каша У нас клокочет отчаянье
Не присоединяйтесь к нам
Ваш порог спокоен Наш кричит поруганный
Не присоединяйтесь к нам
Вас хранят ваши стены Мы приперты к стене
Не присоединяйтесь к нам
Вы которым руку из плеча не вырвали
Не присоединяйтесь к нам
Из горла последний кусок не вырвали
Не присоединяйтесь к нам
Брата средь братьев не вырвали
Не присоединяйтесь к нам
Кровавый язык из гортани не вырвали
Не присоединяйтесь к нам
Пока вам больно но не так еще больно
Пока вам мерзко но не так еще мерзко
Пока вас топчут но не так еще топчут
Пока вас гноят но еще не так
Пока вам хватит пива и покорства
Не присоединяйтесь к нам
Не присоединяйтесь к нам
 1970-1976


В следующий раз
(первый задерживается
на стыке косой тучи
прямоугольника проволоки
и прерванной фразы;
второму
не хватает надежды
на следующий раз)
В следующий раз —
(поворачивает
обратно)
всех повесим
(взгляд светлых глаз
становится жестким)
всех до единого
(С моря
натренировавшись в неустанных маневрах
подкрадывается туман
подползает к проволоке
окружает лагерь;
второй
молчит вслушиваясь
в бесшелестность;
и видится ему
как отворяются ворота
выходят по четыре в ряд
сыновья братья
каждый с пеньковой веревкой
с большим крестом на груди
и жесткими голубыми глазами)

Земля
серый узник на космической прогулке
протащилась вновь по кругу
и вернулась
в эту грусть в эту осень
где дни желтеют и опадают
ветер треплет мокрое белье тумана
и только ключик журавлиной стаи
отворяет щелочку в небе
 1982
 


Матери
убитых сыновей
зовут друг друга по имени
в письмах просят прощенья
мы с тобой не знакомы
но с тех пор как это случилось
Молятся плачут
посылают друг другу снимки
тут он начал ходить
а это с гитарой
совсем недавно
за три месяца до
Зажигают свечи на могилах
не своих детей
которых у них все больше
привлекают стайку умерших
к дрожащим коленям
Их вздохи кружат
над темной землею
и возникает из них
слышите
этот ветер что дует и дует


 Кшиштофу
Что делаю я здесь в костеле
чего бегу чего взыскую
укрывшись в дом сей в сень лесную
здесь в плаче в просветленье в боли
Куда откуда возвращаюсь
как я дышу здесь в этом камне
здесь в муке в утешенье в тайне
как умираю как рождаюсь
Что слышу в слове в хоре в гуле
сухими бормочу губами
молюсь кощунствую ли в храме
молчу ли выразить могу ли
 Что делаю на этом свете
чем жив как распрямляю плечи
и что дрожит во мне коль ветер
колеблет колокол и свечи
 Пасха 1983
 

Под грозным небом
приставившим нам к затылку
острие Всепогибели
под окном неба набухшего
Всемирным Взблеском
Всезатопляющей Слезой
на Земле убаюкиваемой
наркотичной музыкой конца
к Всемирному Сну
на ее клочке заслоненном от ока неба
заикающимся трепыханьем деревьев
люди бьют человека
деревянными палками
бьют спешат убивают
обычными деревянными палками

Ксендз Ежи3
в детстве
говорил только по-простому
то есть по-белорусски
шелестящей речью
этих полей перелесков пастбищ
Лишь позднее
польская речь
обняла его сильным объятьем
вошла в него
им возглаголавала
к Богу и к людям
Быть может теперь
когда он стал перед троном
он снова заговорил в смущении
языком детства:
Бацька
прабач им кали ласка4
И Господь услышал
эти простые слова
 Декабрь 1984


Надежда Иосифовна
белорусской национальности
православной веры
сострадающего сердца
лет жила 75
молодою выданная замуж
не хотела жить с мужем и братом мужа
и ушла в услужение
еще она согрешила
когда пожар пожирал город
утащила с мельницы мешок муки
хватило нам его потом на целую зиму
остаток жизни заполнила ей
работа
война
спасенье людей
кормление и