ветер шляпы с голов срывает
и ничего не попишешь —
смешит нас эта картина.
КОМЕДИЙКИ
Если ангелы есть,
то они не читают, наверно,
наших романов
про несбывшиеся надежды.
Боюсь — как ни жаль мне —
что и стихов наших
с претензиями к миру.
Судороги и визги
наших пьес театральных
должны их — подозреваю —
выводить из терпенья.
В перерывах между делами,
ангельскими, не людскими,
скорее уж они смотрят
комедийки наши
времен немого кино.
Ценят они — полагаю —
не плакальщиков, не тех,
кто рвет на себе одежды,
не тех, кто скрежещет зубами,
а того бедолагу,
что хватает тонущего за парик
или с голоду ест
шнурки своих ботинок.
Выше пояса манишка и амбиция,
ниже — испуганная мышь
в штанине брюк.
О да,
это должно их искренне смешить.
Погоня по кругу
превращается в бегство от убегающего.
Свет в туннеле
оказывается глазом тигра.
Сто катастроф
это сто смешных сальто-мортале
над ста пропастями.
Если ангелы есть,
должна их — надеюсь —
убеждать
разбудораженная ужасом веселость,
не кричащая даже: спасите, спасите,
поскольку все происходит тихо.
Осмелюсь допустить,
что хлопают крыльями,
а из их глаз текут слезы
по меньшей мере смеха.
МОЖЕТ БЫТЬ
Может быть,
все это делается в лаборатории?
Под одной лампой днем
и мириадами ночью?
Может быть, мы поколения пробные?
Пересыпаемые из колбы в колбу,
встряхиваемые в ретортах,
наблюдаемые чем-то большим, чем око,
каждый в отдельности
цепляемые наконец пинцетом?
Может, иначе:
без вмешательства?
Измененья происходят сами
в соответствии с планом?
Игла диаграммы чертит мало-помалу
предвиденные зигзаги?
Может быть, нет в нас пока ничего интересного?
Контрольные мониторы включаются редко?
Только уж если война, и к тому же большая,
или же взлет чуть повыше над кучкой Земли,
или заметные перемещенья из пункта А в пункт Б?
А может быть, наоборот:
смакуют там лишь эпизоды?
Вот маленькая девочка на большом экране
пришивает себе пуговицу к рукаву.
Датчики засигналят,
персонал сбежится.
Ах, какая малютка
с бьющимся в середке сердечком!
Какая прелестная серьезность
при вдевании нитки!
Кто-то кричит в ажиотаже:
Сообщите Шефу,
пусть сам придет и посмотрит!
В ДАР НИЧЕГО
В дар ничего, все в долг.
Я по уши в долгах.
Должна буду собой
платить за себя,
за жизнь отдать жизнь.
Так уж устроен мир,
что сердце только в долг
и печень тоже в долг
и каждый палец тоже.
Договор расторгнуть слишком уже поздно.
Долги с меня сдерут
вместе со шкурой.
Хожу в толпе
бесчисленных должников.
Одни должны расплатиться
за крылья.
Другие — хочешь не хочешь —
за листья.
В графе: Должен
каждый нерв и мышца.
Ни желёзка, ни жилка
не даются навечно.
Список составлен точно
и похоже на то,
что останемся мы ни с чем.
Не могу припомнить,
где, когда и зачем
позволила я себе
открыть этот счет.
Протест против него
мы называем: душа.
И это и есть то единственное,
чего нет в списке.
НА ИСХОДЕ ВЕКА
Должен был быть лучше прежних наш XX век.
Доказать это он уже не успеет,
годы его сочтены,
шаг неуверенный,
одышка.
Уже слишком много произошло
того, что произойти было не должно,
а что должно было наступить,
не наступило.
Должно было повернуть к весне
и счастью, между прочим.
Должен был страх покинуть горы и долы.
Правда быстрее лжи
должна была добегать до цели.
Некоторые несчастья
не должны уже были случаться,
например, война,
голод и т. д.
Должны были быть в чести
беспомощность беззащитных,
доверие и т. п.
Кто хотел радоваться, глядя на мир,
стоит перед задачей,
увы, невыполнимой.
Глупость не смешит.
Мудрость не утешает.
Надежда
это уже не та молодая девушка,
et caetera, к сожалению.
Бог должен был наконец-то уверовать в человека
доброго и сильного,
но добрый и сильный
это по-прежнему двое разных людей.
Как жить — спросил меня в письме
тот, кого я спросить собиралась
о том же самом.
Снова, как и прежде,
что видно выше,
нет вопросов важнее
вопросов наивных.
