Лев жил в большой и красивой саванне. Он работал... нет, не царем зверей, как некоторые могут подумать. Он работал в газете. Вы спросите: а что, в саванне есть газеты? А я отвечу: не знаю, в саванне я не была, но Львиные статьи в газете читала. Поэтому могу с точностью сказать, что Лев работал в газете.
Лев был сильный и добрый. Он столько всякого перевидал за свою длинную жизнь, так хорошо знал саванну и ее жителей, что ему разрешали открывать пасть. Вы спросите: а что, в саванне был кто-то могущественнее Льва, был кто-то, позволяющий или запрещающий открывать пасть? А я отвечу: не знаю, в саванне я не была, но Львиные статьи в газете читала.
Лев открывал пасть в нескольких случаях.
Иногда требовалось на кого-нибудь рыкнуть. И он рыкал, приподнимая верхнюю губу с усами, показывая зубы и немного наклоняя голову набок. Его рык слышали многие в саванне, но никто особого внимания на него не обращал. Знали, что никому конкретно этот рык не предназначается. Порычит Лев – и перестанет.
Иногда Лев открывал пасть, когда... зевал. О! Тут уж можно было увидеть огромные клыки и шершавый розовый язык. Даже, наверное, гланды. А кто-то при этом мог бы по-настоящему испугаться, подумав: уж не собирается ли Лев меня съесть? Однако Лев, зевая, закрывал глаза, жмурился. И становился просто сонным Львом. И снова никто Льва не боялся.
Вы спросите: а что, Лев никогда не открывал пасть, чтобы кого-то укусить, цапнуть, схватить, в кого-нибудь вцепиться и, мотая мордой, заставить того, кто был зажат у него в зубах, бешено орать от боли и отчаяния, всем своим существом желая избавиться от такой трепки?
А я отвечу: в саванне я не была, а то, что Лев работал в газете придумала, чтобы развеселить всех в субботний вечер.
Рассмешила. Спасибо тебе за этот смех.
Тут ещё никто не проводил параллели с Бонифацием?