командировочных.. Ехать же вместе с «первыми лицами» мне не полагалось: вдруг я что-нибудь узнаю их разговора, который для моих ушей предназначен не был.
Так и сделали. В итоге я оказался одним из немногих, кому вообще удалось проехать по северо-восточному побережью США на экспрессе «Ацела». Оказалось, об этом мечтали многие: только недавно возобновивший свои поездки, он шел по побережью со скоростью под двести километров в час. Из окна можно было наблюдать «одноэтажную Америку»: убогие станции, горы металлолома, магазины («моллы», напоминавшие сараи), и потрясающие виды на океан. Иногда к самой кромке воды подходил лес – и тут же отступал, как бы опасаясь замочить корни деревьев.
На конференции было всё: два водителя, холуй из Вашингтона, от которого поутру разило спиртным, и наше первое лицо. Так и познакомились. Особых дел у меня не было: ходи, смотри, помогай, если что. Но вот этого «что» так и не произошло, просто начальники решили перестраховаться.
Интересно было наблюдать за нашими специалистами по словоблудию: чеканными формулировками они отбивали все попытки проникнуть в суть хитросплетений нашей внешнеэкономической деятельности, умудряясь при этом оставлять дверь открытой. Ничего нового и конкретного я так и не yзнал. Всё было много раз сказано и раньше, единственным веселым моментом оказалось выступление профессора из Гарварда, рассказавшего ни к селу ни к городу о своем видении знаменитого дела «Энрона». Как ни странно, оно всё ещё продолжалось, и было совсем непростым.
Полезной презентация оказалась в одном смысле: стало ясно, что ехать учиться в Гарвард не надо. Весело и бойко изложив свое понимание проблемы, прыгавший на сцене перед девицами профессор порекомендовал обратиться к первоисточникам, и исчез, отпустив пару шуток.
Конференция закончилась, водители опять махнулись машинами, я сел на поезд, и отправился домой, т.е. в Нью-Йорк. На том и закончилось.
Поработав пол-года, вдруг стало ясно, что отсутствие какой-то новизны, всплеска фантазии - беда не наша, но взаимная. Причина - в утрате ориентиров, и не только с нашей стороны. Ещё недавно цементировавшая американцев идея борьбы с терроризмом ныне потеряла свою притягательную силу. Немалый «вклад» внесла и война в Ираке – здесь уже давно не видят перспектив её благополучного исхода, а откровения о надуманности причин, приведших к её развязыванию, здорово уронили престиж власть предержащих. Последовавшие разоблачения откровенной лжи президента окончательно разрушили имидж нынешнего «лидера» нации. Самое поразительное заключается в том, что в самой свободной стране, в этом «храме демократии», явившем себя миру в качестве образца для подражания, ничего не происходит – страна живёт по инерции, молчаливо наблюдая за регулярно возникающими и так же бесследно уходящим в прошлое попытками привлечь нынешнюю администрацию к судебной ответственности за незаконное создание секретных тюрем за рубежом, за злоупотребления в рамках так называемого Акта Патриотов, позволяющего несанкционированное прослушивание частных телефонных разговоров и задержание подозреваемых в терроризме лиц, за откровенную халатность во время спасательной операции в Новом Орлеане во время страшного наводнения 2004 года. У американских школьников нет сомнений в том, что теракт 11 сентября 2001 г. был организован в Нью-Йорке спец-службами Саддама Хусейна. Ложь везде, но она приелась настолько, что не вызывает аллергии. Демократические ценности оказались для американцев весьма абстрактным понятием, отличающимся крайней расплывчатостью - полное безразличие к закоснелости судебной системы, беззаконию полиции, нерешённым проблемам дома и здесь же - попытки демократизировать деспотические «режимы» за рубежом.
При этом господствует «эго», собственное «я», чувство превосходства над всеми, абсолютной исключительности и бесспорности своих действий, оценок, суждений. Именно здесь кроются истоки попыток навязать свой образ жизни и понимания всего и вся, а в сочетании с военной мощью перспектива видится жутковатая. Нацизм интеллектуальный не намного лучше нацизма этнического, а когда он овладевает массами и становится силой, результат получается ужасающий. К сожалению, история имеет свойство повторяться…
Шло время, но привыкнуть нам ко всему происходящему нам почему-то не удавалось. Утром – работа, вечером – час езды домой по ужасающим пробкам и под дикую музыку моей напарницы по машине. Все ждали моей прописки, говорили о скидках и распродажах, строили планы на будущее. Утром пили чай, потом обедали, уходили рано. В один из дней, во время нудно тянувшегося очередного утреннего совещания, шеф вдруг заявил.
- Ну что, все знают, что завтра в консульстве прием ?
Все оживились.
- А что за прием?-
- Приём обычный, устраивает его госпожа Теплицкая, председатель Российско-Американской торговой палаты. Что за палата? – спросил себя шеф, и сам же ответил:
- Ничего необычного, очередная организация, паразитирующая на ниве российско-американского сотрудничества.
Все загалдели.
- Понятно. А что за Теплицкая такая, кто-нибудь ее видел?
- Ну я видел, сказал шеф.
- Ну и как она?
Тут начальник задумался.
– В принципе ничего, я бы даже сказал, не так плохо. Ну да ладно, так кто идет? - Узнав фамилии, первое лицо мечтательно подытожило:
- Ясно, значит будем втроем.
Хохотали все до слёз. Приём удался, хотя нас, как выяснилось, не очень ждали. Оказалось, отношения палаты с нашим представительством не сложились и попали мы сюда только благодаря настойчивости одного из наших сотрудников.
Не очень мирное течение нашей жизни немного нарушилось в самом конце декабря – аккурат к Рождеству – транспортники Нью-Йорка объявили забастовку. До 20 декабря все только о ней и говорили, но всерьёз никто эту опасность не воспринимал. Оставалась надежда, что власти города в лице Метрополитан Транспорт и Союз Транспортных Работников всё-таки договорятся. Чуда не случилось и весь Нью-Йорк парализовало. Впервые за последние 25 лет встали городские автобусы и поезда подземки. Ходили только пригородные электрички и паромы, принявшие на себя основной удар, к которому, как выяснилось, они были совершенно не готовы. В первый же день пригородные поезда перевезли народу в два раза больше, чем в обычные дни. Люди стояли в проходах – явление, необычное для местных жителей, и никто даже не пытался проверять билеты. Некоторые из соотечественников решили вспомнить былые годы, поехав «зайцами» – экономия получалась солидная. На следующий день пустили дополнительные поезда (обычные, шедшие по расписанию, уже не справлялись и пролетали станции), цены понизили на четверть, но проблему не решили. Люди замерзали (только ударили холода), пятая часть служащих осталась дома. Удар по финансам города был значительным – ежедневные убытки исчислялись сотнями миллионов долларов. Не очень умно повел себя только что переизбранный мэром г-н Блумберг (да-да, основатель известного информационного агентства, ударившийся вдруг в политику). Предложив всем ходить на работу пешком и даже сделав показательный переход через Бруклинский мост, он жестко стоял на своём. Местному ГАИ - было дано указание пропускать в деловую часть Манхэттена, что южнее 69-й улицы, машины только с четырями пассажирами и не менее. В итоге образовались гигантские пробки на всех дорогах, и проблема усугубилась. Дорожная полиция с упорством, достойным лучшего применения и потрясающей пунктуальностью до 11 часов отслеживалa выполнение правила «четырех», ничем не уступая в степени идиотизма родной Госавтоинспекции. Такси получило карт-бланш на установку новых тарифов, но чтобы проехать в деловую часть некоторые приглашали в свою машину бесплатно трех человек. То же делали и многие нью-йоркцы, даже давались объявления в Интернете. Забастовка закончилась так же неожиданно, как и начиналась, буквально на третий день. Лидер профсоюза транспортников, струхнув перед перспективой судебного преследования «за препятствование жизнедеятельности города», быстро пошел на попятную и дал добро на возобновление работы транспорта, не дожидаясь нового контракта. Решение проблемы откладывалось на потом..
Отношения с Россией стали ухудшаться почти незаметно. Кто «начал первый» -выяснять бесполезно. Взаимное недовольство зрело исподволь, неприязнь усиливалась и росла, выливаясь в отдельные резкие выпады, усиливаясь отсутствием внутренней культуры, неумением и нежеланием считаться с чужими интересами. Исторически сложившийся индивидуализм как основа предпринимательской инициативы, приведшей эту страну к процветанию имеет и оборотную сторону. «Почтовый синдром» - вот ее название. Кто не знает - объясню.
Часто в прессе появляются следующие сообщения: служащий (чаще всего – почтовый работник, полицейский, или какой-то клерк) пришёл на работу, расстрелял коллег, потом (по обстоятельствам): покончил с собой, сдался в руки полиции, попытался скрыться. Расследование обычно показывает, что злоумышленник – «тихий» американец, чаще одинокий Акакий Акакиевич, ни в чём преступном никогда не замечен. Жил мирно, ходил на работу, пил умеренно, с менеджерами не спорил. Приходит день – и всё выливается в страшную ненависть к окружающим; виновные – рядом: это тот самый образ жизни, навязанный обществом изобилия-индивидуализма. Ограниченность как интересов, так и круга общения делают всплеск неизбежным, натуру человека – существа социального, общественного, подавлявшего себя много лет – не переделаешь.
Как всегда на «высоте» оказался наш МИД. В самый неподходящий момент, когда отношения и так балансировали на грани неизвестно чего, сотрудник Постпредства России при ООН наехал на полицейского. Американцы потребовали снятия дипломатического иммунитета и привлечения к суду, наша пресса сначала закричала (и небезосновательно) о пьянстве и безответственности российских дипломатов за рубежом, затем, видимо чего-то испугавшись, отыграла обратно. Стали вспоминать о правах дипломатов, о необходимости расследования действий полиции, о правомерности задержания и т.д. Забыли о главном – об отказе от суверенного иммунитета, подписанном нынешним министром иностранных дел Лавровым в его бытность представителем России при ООН и присоединении к так называемой «Программе парковок» Нью-Йорка, согласно которой все нарушители (а не нарушить здесь правила невозможно) должны судиться с американской Фемидой либо разбираться самостоятельно. Проблем это очередное «прогибание» вызвало множество. Теперь все штрафы за нарушения правил парковки в городе предлагалось оплачивать самим. Штрафы немалые, парковаться в Нью-Йорке негде. Об ответной доброй воле американских дипломатов в Москве что-то не было слышно.
Через год наше пребывания стало нам в тягость. Просто надоело… Надоело ругаться с хозяином дома, где мы жили в спартанских условиях, выслушивая нелепости о пользе холода для детей, надоело искать нормальные продукты, надоело собачиться с завхозом, надоело высчитывать пройденный машиной километраж в страхе превысить разрешённый
