Смертию смерть поправ

        Есть у Николая Заболоцкого одно стихотворение, при чтении которого будто бы погружаешься в ледяную бездну — неподдельный страх овладевает всем твоим существом: волосы встают дыбом, мурашки бегают по телу — по степени воздействия на сознание это произведение, пожалуй, превзойдёт любой современный фильм ужасов.  

        Впрочем, ужасное может с лёгкостью уживаться со смешным, наглядным доказательством чему служит такое понятие,  как «чёрный юмор» — родной брат абсурда и гротеска.  Что-что, а о гротеске Николай Алексеевич знал не понаслышке, ведь он был членом легендарного ОБЭРИУ (Объединение Реалистического Искусства), того самого, что призывало в своём знаменитом Манифесте «вгрызаться в сердцевину слова» и «искать новый подход к вещам».

        В соответствии с поставленной целью поэт сотворил причудливое произведение, вгрызающееся в сердце читателя червём абсурда.

        Стихотворение называется «Искушение».

        К некоему человеку приходит Смерть и предлагает сменить безрадостное житьё на «тихий и аккуратный» гроб. Уверенно расписывая будущее тленное существование, Смерть не жалеет красок: складывается впечатление, что по-настоящему человек может быть счастлив исключительно после смерти. Не поддавшись оптимистическим речам искусительницы, человек заискивающе умоляет о временной отсрочке, предлагая в качестве искупительной жертвы собственную дочь. Равнодушно согласившись с условиями сделки, Смерть подхватывает девушку и улетает прочь.

        Далее действие переносится в «холмик во поле», где томится в тоске юная дева, громко сетующая на свою судьбу:

«Тяжело лежать во гробе,
Почернели ручки обе,
Стали волосы как пыль,
Из грудей растёт ковыль.
Тяжело лежать в могиле,
Губки тоненькие сгнили,
Вместо глазок — два кружка,
Нету милого дружка».

        Услышав слова девушки, Смерть поддаётся внезапному всплеску эмоций — «и хохочет, и грустит».  Двойственные чувства Смерти, по-видимому, объясняются следующим обстоятельством: жалобы девушки выявляют скрытую надежду на перемену незавидной участи, а какие могут быть перемены к лучшему в данной ситуации? Только воскрешение из мёртвых.  Смерть отлично понимает всю нелепость такого желания (само наличие которого подразумевает пылкий протест со стороны узницы), и, конечно, ей трудно смириться с тем, что девушка не в восторге от «тихого и аккуратного» гроба.  Ох уж эти неблагодарные и бестолковые смертные…

        Прервав поток жалоб выстрелом из ружья  (вероятно, чтобы окончательно добить зомби-нытика), она насмешливо предлагает узнице долгожданную свободу:

«Мир над миром существует,
Вылезай из гроба прочь!
Слышишь, ветер в поле дует,
Наступает снова ночь.
Караваны сонных звёзд
Пролетели, пронеслись.
Кончен твой подземный пост,
Ну, попробуй, поднимись!»

        Обрадованная девушка, не поверив собственным ушам:

«Доску вышибла, вспрыгнула,
Хлоп! И лопнула по швам.
И течёт, течёт бедняжка
В виде маленьких кишок.
Где была её рубашка,
Там остался порошок.
Изо всех отверстий тела
Червяки глядят несмело,
Вроде маленьких малют
Жидкость розовую пьют.
Была дева — стали щи.
Смех, не смейся, подожди…».

        Смех Смерти замирает на губах, и неожиданный финал уже не за горами:

«Солнце встанет, глина треснет,
Мигом девица воскреснет.
Из берцовой из кости
Будет деревце расти,
Будет деревце шуметь,
Про девицу песни петь…».

        Жизнь после смерти — пусть даже в виде минерального удобрения.  Это ли не победа над Смертью?

        Заключительным аккордом звучит колыбельная песня (по сути, гимн жизни), которую «сладким голосом» напевает молодое деревце, баюкая «девочку свою». Слова так искусно сплетены, что читатель ещё какое-то время продолжает слышать протяжное эхо колыбельной.