тщательно охранял! Он украл не только Темный Клинок! Вор!» - кричало сердце мандалорца. Мандо почувствовал убийственную ярость, давшую ему силы, чтобы двинуться дальше и подтвердить правоту своих предположений. Он не ошибся: бескар был везде. Во всех ящиках. Бескар! Бескар! Бескар!
Дин Джаррин дошел до конца помещения, остановился, ухватился за опору огромного стеллажа и хватнул воздух ртом. Он будто вернулся в тот день, когда столкнулся с Гидеоном на Наварро: вдоль стены возвышался высокий штабель из доспехов и шлемов убитых когда-то мандалорцев. Но если там это было просто бесформенной грудой, то тут царил имперский порядок. Джаррин подошел к этому штабелю и молча опустился на колени. Ему было плохо физически, но морально было еще хуже. Он взял в руки нагрудную пластину, когда-то служившую его неизвестному брату по оружию. Внутри все болело, жгло и дергало, а сознание не могло поверить в то, что он сейчас видел перед собой, словно повторение ночного кошмара. Внутри была лишь горечь и чувство вины. Влага потекла по лицу Мандо. Крупные капли, срываясь, попадали из-под шлема на нагрудный бескар. Дин почувствовал, что умирает. Он сел на пол, прислонившись к стене и не выпуская пластину из рук.
Одно солнце село, второе висело над горизонтом, еле касаясь его. Стало холодновато. Малышу захотелось вернуться в уютную сумку, где было так спокойно и тепло. Незнакомец не появлялся, и ребенок решил, что он и не появится. Он слез вниз, где Кара отстреливала штурмовиков и жалобно пискнул. Она обернулась.
- А спиногрыз? Привет, мелкий? Где гулял? – насмешливо по-доброму произнесла она. Он забился ей под бок, дрожа от вечерней прохлады: перепады температур на пустынном Татуине были в порядке вещей.
- Да ты замерз! Хорошо, - женщина вытащила из за пояса сумку и бросила ее Малышу, -заползай туда! Я бы тебе помогла, да только видишь, занята спасением твоего «па».
Мальчик залез в сумку сам. Кара видела, как Боба отсалютовал ей рукой. Она поняла, что с минуты на минуту он будет тут. Поэтому Дьюн закрыла сумку и приказала Малышу седеть и не двигаться. Она не ошиблась, Боба Фетт поднялся к ней, чтобы спустить ее вниз.
- Мандо ранен и весьма серьезно. Я пытался его немного подлечить, - сказал он, – после чего он взорвал дверь в скале. Не понимаю, зачем он рвался туда?
- Там имперский склад.
- Оружие?
- Нет. Награбленное, что ждет возврата истинному владельцу, - Беззаботно сказала штурмовичка, но весть о раненном друге ее испугала.
- Я спущу тебя, а там сама с ним разберешься, - бросил ей Боба.
Она подхватила сумку и повесила ее на плечо. Фетт поинтересовался что это?
- Провиант и лечение, - схитрила охотница за головами. – Ну, летим?
Воин в зеленных доспехах кивнул, подхватил ее, оттолкнулся от скалы и с помощью реактивного ранца за спиной доставил ее вниз. Как только их ноги коснулись земли, он предупредил:
- Мое приглашение в силе.
С этим он оставил ее. Гарда и мать-оружейница уже гнали штурмовиков по короткому ущелью. Кара Дьюн вошла через пролом, бывший некогда дверью. Озираясь и держа бластер наготове она осторожно пробиралась в самый его конец в попытках найти Мандо.
Соло посадил Тысячелетний Сокол недалеко от ущелья. Пока он отстегивал себя от кресла, он услышал:
-Ааагррррххх!!!
- Что, Чубакка? Что тебе не нравится?
Вуки стоял, смотрел в обзорный экран и взрыкивал.
- Что ты там не видел? Ну, да, скалы, ущелье и все такое…
Чуи удивленно промычал, указывая на выход из ущелья. Хан тоже заглянул туда. Из ущелья выбегали штурмовики, стреляя по кому-то сзади. Но и этот кто-то метко бил в цель очередями.
- Что это? Неужели это наш приятель мандалорец с Карой устроили такой переполох? Вот это номер?! Что, поможем им, а? - Соло подмигнул напарнику и взялся за гашетки.
Через некоторое время из ущелья вылетели двое на спидербайках, вооруженные до зубов.
- Эй-эй! Погляди! Я тоже такой хочу! – воскликнул Хан, почесав озадаченно в затылке.
Однако это были вовсе не Мандо с Карой, а другие, незнакомые люди в броне.
- Чубакка, это что было? Вот это класс!
Чуи рыкнул коротко, сказав патрону, что это женщины. Глядя на то, как две мандалорки со знанием дела добивали имперских штурмовиков, Соло сильно зауважал этих бескаровых женщин.
Все расплывалось перед глазами. Он снова вспомнил того мандалорца, который его спас. Мужчина относился к Дину терпеливо, добром. Он говорил мало, в основном молчал, но при этом чувствовалась в этом какая-то ласка. Со временем Дин к нему привык и даже как-то подружился. В конце концов, он признал мандалорского воина своим отцом. Тот заботился о нем и очень любил его.
Сначала мальчик сидел в комнате, а если выходил, то держался всегда за спиной у своего опекуна. Строгая мать-оружейница обычно с сожалением говорила:
- И что получится из этого найденыша?
Понемногу Джаррин освоился и принял новое имя. Его приняли в Мандалорскую Диаспору. Учился он не так уж и плохо. Больше всего ему нравилось слушать главу и оружейницу объедененного клана, которая много знала и умела. Глядя на нее, Мандо научился многому. Опекун хвалил его и был им доволен. В боевых искусствах мальчик преуспевал, был ловок, многое схватывал налету и даже как-то на показательном поединке побил одного мальчишку – здоровяка Паза из клана Визслы, который был постарше и посильнее его, чем заслужил у него большое уважение.
Дин очень привязался к своему спасителю и многое у него перенял. Тот научил его всяким премудростям житейского и военного характера. Все кончилось в один день, когда шестнадцатилетний Мандо и его отец нарвались на имперских патрульных. Завязалась перестрелка, в которой мужчина был смертельно ранен. Мандо сумел прикрыть его, вступив в бой со штурмовиками и разделавшись, в последствие, с ними, но он не смог дотащить своего отца до Убежища. Им пришлось спрятаться. Тогда воин сказал:
- Знаешь, почему нам нельзя снимать шлем? Если ты снимешь его, то обратно одеть не будет возможности.
Юноша был удивлен и спросил, почему он говорит об этом сейчас, но услышал в ответ:
- Сними его с меня, сынок, он мне уже не понадобится.
Воспоминания о приемном отце, которого он любил, снова вызвали поток слез у Джаррина, которые он сдержать не мог. Он помнил, как тогда послушал его, хотя и понял, что отец пытается ему сказать. Сняв его шлем Мандо, увидел пожилого, весьма поседевшего от военной жизни человека, не потерявшего мужской красоты. Седые длинные пряди волос были убраны с висков и перехвачены сзади зажимом с символикой его клана. Он смотрел на юношу спокойно, серьезно и по-доброму.
- Прости, сын... В жизни я натворил много… недостойного… но надеюсь смог искупить свою вину. Скажи матери-оружейнице...
Он снял с Мандо шлем, тогда, до присяги это было можно, и погладил сына по голове, а потом привлек его к себе и обнял. Юноша плакал, он не хотел и не мог принять расставания.
- Мандо, ты уже такой большой мальчик… тебе жить дальше, а… я уже не жилец. Не плачь обо мне… Таков путь…
Отец умер на руках у Мандо. Его броню юноше отдали лишь частично: только бескар’гам без наплечников и наручи, которые он со временем выкрасил в темно-красный цвет, в память о своем уважаемом и почитаемом отце.
Кара поставила сумку с Малышом на один из стеллажей и прошла по коридору бесконечных ящиков до конца. Там она нашла Дина Джаррина, который сидел у штабеля доспехов и держал в руках чью-то нагрудную пластину из бескара. Одежда его была в крови, и сам он был еле жив. Сейчас он думал о том, что его маленький сын останется без него, что путь вот-вот прервется. Кара отвлекла его. Увидев подругу, он слабо, через силу, отсалютовал рукой. Она быстро подошла к нему и присела, осматривая.
- Досталось тебе, бродяга, - с сожалением сказала она. – Бакту бы распылить. Ты можешь встать? Тебя необходимо доставить в Убежище.
- Почему…почему ты мне не сказала? – голос от слез сел и был сипловатый.
- Оружейница сама просила без крайней нужды не обращаться. Она не желала, чтобы их тоже нашли. А потом я забыла тебе сказать. Хотела и забыла. Прости.
- Мой отец погиб, как и все они. Кара, оставь меня.
- Ну, уж нет! АйДжи у нас теперь не имеется, а если надо потащу на себе.
- Ты не понимаешь… оставь меня на немного…пожалуйста… Я хочу побыть один, - в голосе Мандо Кара услышала боль, тоску и мольбу. Случайно взглянув на его доспех, она увидела влагу, скатывающуюся с бескаровых пластин и все поняла.
- Ладно. Я пойду и позову кого-нибудь из наших, уж их-то ты будешь слушаться.
Она ушла, чтобы найти остальных. Как только она ушла, он медленно стащил шлем с головы.
- Он мне уже не понадобится...
Он недолго сидел в сумке. Как только Дьюн покинула склад, Малыш вылез и осмотрелся. Потом осторожно слез на пол. Что-то толкало и звало его вперед, ощущение какого-то сгустка нервов, неизбежности и боли. Ребенок, с любопытством оглядываясь, осторожно продвигался меж стеллажей с ящиками и был готов при малейшей опасности нырнуть в щель и спрятаться за ними. Но никакой опасности не было. Наконец, стеллажи кончились, и он увидел своего отца, сидящим на полу у стены. Джаррин был весь в крови и без шлема, с мокрым от слез лицом и держал в руке пластину бескаровой брони. Он не видел приближающегося к нему ребенка. Дойдя до Мандо, Малыш остановился и с удивлением уставился на его лицо. Он видел его раньше сквозь шлем, но это было, словно через пластиковую пленку: неточно и расплывчато. Но сейчас он видел это лицо четко, с написанным на нем страданием, болью, сожалением и огромной печалью.
Мальчик заметил, что из глубокой раны под покореженной нижней пластиной брони, вытекает кровь. Он забрался на живот отца. Мандо положил бескровую пластину на пол и молча, едва подняв руку, погладил его. А после его рука соскользнула вниз и бессильно упала на пол...
- Папа! - позвал его ребенок, испугавшись, но отец не отвечал.
Глаза мальчика влажно заискрились. Он не верил, что мандолорец мертв и попытался спасти его, хоть и не был уверен, что это поможет. Сосредоточившись, он положил ручонки на кровоточущую дыру, прикрыл глаза и напрягся.
Сознание затуманивалось постепенно, глаза почти ничего от слез не видели. Внезапно он почувствовал что-то весомое на собственном животе, и это весомое топталось на нем. "Мой мальчик пришел проводить меня. Прости, Малыш, я не смог выполнить, что должен", - сказал мысленно мандалорец, слабо потянувшись рукой к ребенку и погладив его ушки.
Джарррин умирал. Боль рвала его на части. Он впал в небытие, а перед этим подумал: «Вот и конец».
Сколько времени прошло - неизвестно: может, десять минут, может, полчаса. Но неожиданно он пришел в себя и понял, что боли нет. Он был жив и ощущал себя сносно здоровым. Приоткрыв глаза, Дин обнаружил Малыша, сидящего недвижно на его животе. Ребенок внимательно и задумчиво, не без некоторого удивления наблюдал за реакцией своего отца. Он в первый раз видел его без шлема. Через шлем Мандо было видно не четко, но сейчас…
Малыш устало поднялся на ножки, стер маленькой ручкой влагу с бескаровых пластин и вопросительно посмотрел на него, как бы спрашивая «папа, ты что плачешь», потом, полез вверх, обнял трехпалыми маленькими ручонками его шею, словно пытаясь утешить, и прижался к нему.
- Папа…
Мандо тоже обнял его и прижался
