Рецензируемое произведение является, в сущности, фанфиком. Фанфик (от fan - любитель, поклонник, fiction - вымысел, художественная литература, выдумка) - это сочинение по мотивам популярных оригинальных литературных произведений, произведений киноискусства, компьютерных игр и т. д.
Оригинальный роман написан в первом лице, от имени Володи Шарапова. Шарапов только начинает работу в МУРе. Его непосредственный начальник Глеб Жеглов - опытный следователь. Убийство Ларисы Груздевой расследует вместе с МУРом следователь прокуратуры Панков, о котором Глеб Жеглов говорит:
этот старичок борозды не испортит, старый разыскной волк. Он такие убийства разматывал, что тебе и не снилось.
Груздев - муж Ларисы, главный (и первое время единственный) подозреваемый.
В предисловии к фанфику автор пишет:
Мне всегда казалось, что в фильме «Место встречи изменить нельзя» именитый капитан Жеглов все-таки мог найти нужным действительно извиниться перед бывшим подследственным Груздевым.
В оригинале же Жеглов никак не мог найти нужным извиниться перед Груздевым. Шарапов предлагает ему извиниться:
– Я думаю, перед ним извиниться надо, – нерешительно сказал я.
Глеб захохотал:
– Ну и даешь ты, Шарапов! Да он и так от счастья тебе руки целовать будет!
А в фанфике Жеглов совсем иначе представляет себе чувства Груздева:
Я знаю, что, несмотря на то, что вы сейчас навсегда покидаете эти серые и негостеприимные стены, в вас бурлит желчь. Вас снедает слепое раздражение по поводу того, что вас, честного и образованного человека, арестовали, держали в тюрьме...
В оригинале не бурлила желчь в Груздеве, когда Шарапов сказал ему об освобождении. Груздев бросился обнимать Шарапова и со слезами благодарил его.
я думал о том, что Глеб Жеглов снова оказался прав, когда говорил, что Груздев будет нам руки целовать за свое освобождение, но меня не радовало это прекрасное жегловское знание человеческой сути, самого ее нутра, потому что человек подчас не волен в своих чувствах и поступках, и в неожиданной радости, и в горе – все равно.
Далее в фанфике опытные следователи Панков и Жеглов рассказывают Груздеву о методах сыска в МУРе и прокуратуре. Методы эти придуманы автором фанфика или, вероятнее, почерпнуты им в каких-то посторонних источниках, но отнюдь не из оригинальных фильма или романа. Можно было бы автору пересказать вычитанное в литературе, разоблачающей советскую милицию, придумав своих оригинальных персонажей, но автор предпочел использовать для обличения советской милиции популярный фильм.
Жеглов в фанфике живописует свои методы расследования:
Вам, наверное, кажется, что я тут вас самочинно держал, будто мне вовсе ничего не стоило умаслить сговорчивого прокурора, чтобы он выписал ордер на ваш арест. И все это будто бы мною было хитроумно проделано именно для того, чтобы, пока вы будете гнить в тюрьме, собрать против вас как можно поболее веских и неопровержимых улик. А затем, недолго думая, галочку в деле поставить, сдав его ко всем чертям собачьим в архив. Ну а для того чтобы лишний раз ускорить дело, я из кожи вон лез, стараясь выбить из вас чистосердечное признание в том преступлении, которого вы никогда не совершали.
Ему вторит Панков:
На беду некоторых граждан, есть у нас в органах этакие всеядные буквоеды, которые свои выводы делают, основываясь на одних лишь мелким шрифтом отпечатанных строчках протоколов и допросов. Такие вот недотепы, которые в сыскном деле мышей не ловят, действительно могут и не найти что-либо крупное, даже и в принципе лежащее на самой поверхности. Зато если все должным образом оформлено и запротоколировано, они разом безо всякого промедления поспешат навсегда покончить со всеми своими прямыми обязанностями. Грубить такой следователь вам, скорее всего, вовсе не станет, а передав дело в суд, веско скажет: «Уж не обессудьте, но все улики однозначно так против вас». Может, конечно, случиться и совсем по-другому. Жестокий следователь часами станет изводить подследственного пустыми разговорами, иногда выкрикивая оскорбления и угрозы, а также безапелляционные требования сейчас же, не сходя с места, признать свою тяжкую вину. При этом подследственный может и не дожить до последующего выяснения полной его явной непричастности к какому-либо иным лицом злодейски совершенному преступлению.
Можно, конечно, сочинить и такое. Но фильм о Жеглове не может служить основой для такого вымысла (я хочу сказать fiction).
В фильме показано, что улик против Груздева было "достаточно для трех убийств". Сосед Ларисы встретил Груздева в подъезде после окончания футбольного матча, транслировавшегося по радио, а матч должен был закончиться в семь часов - в то время, когда была убита Лариса. Убита Лариса была из пистолета Груздева, и пистолет был найден в квартире, где Груздев жил с женщиной, на которой собирался жениться после развода с Ларисой. Была найдена записка, написанная Груздевым, со словами, которые можно было толковать как угрозу. В пепельнице на столе были окурки папирос, которые курил Груздев. Кроме пистолета, из которого была убита Лариса, в квартире Груздева и его "сожительницы" (по терминологии Жеглова) был найден страховой полис на имя убитой, и деньги по полису получит Груздев как ее законный наследник.
Этих улик было более чем достаточно, чтобы подозревать несчастного Груздева в убийстве. Так что арестовали его вовсе не затем, "чтобы, пока он будет гнить в тюрьме, собрать против него как можно более веских и неопровержимых улик".
Панков, кстати, не был против ареста Груздева, но говорил, что не стоит ожидать от него признания. Но не потому, что Груздев мог бы не пережить советской тюрьмы, на что намекает автор фанфика.
Панков, как и Жеглов, был уверен в том, что Груздев - убийца.
– Классическое корыстное убийство. Обратите внимание, молодой человек: при эмоциональных преступлениях, то есть под воздействием сильных страстей, виновные откровенны. Напротив, при корыстных мотивах они зачастую отрицают вину до последней возможности. Вчера я уже говорил об этом нашему другу Глебу Георгиевичу, но он был несколько… э… самонадеян. Отсюда следует, что, не дожидаясь признания обвиняемого, мы должны доказать его вину при помощи улик, прямых, а также косвенных. Вы ведь только начинаете? – Он снял очки, и на переносице от пружинки остался глубокий красный след. Я кивнул, а он, не глядя на меня, продолжил: – Это дело мне кажется достаточно хрестоматийным, для того чтобы вы могли получить первое глубокое впечатление об основных принципах нашей работы, которой собираетесь посвятить себя…
– Сергей Ипатьевич, а почему вы считаете это дело хрестоматийным?
– Да потому что преступление совершено человеком неопытным и он оставил нам улики, достаточные для трех убийств. Нам остается только исследовать их, закрепить и законным порядком привязать, так сказать, к данному делу. И тогда можно его направлять в суд, даже если обвиняемый и не соизволит сознаться: улики обвинят его сами!
– А если улики не подтвердятся? – спросил я.
– Как это «не подтвердятся»? – удивился Панков. – Должны подтвердиться!.. Впрочем… э… не будем загадывать, мы же не на семинаре.
Так что Панков допускал, что, несмотря на видимую неопровержимость улик, они могут и не подтвердиться.
На Фокса Жеглов и Шарапов вышли во многом случайно. К тому времени и проверка улик показала, что они не так однозначно уличают Груздева. И все же невиновность Груздева была полностью доказана только после задержания Фокса.
– Мы же невиновного человека засадили, Глеб, – сказал я. – Мы его без вины так наказали…
– Нет, это ты не понимаешь, – сказал Глеб уверенно. – Наказания без вины не бывает. Надо было ему думать, с кем дело имеет. И с бабами своими поосмотрительнее разворачиваться. И пистолет не разбрасывать где попало… – И повторил еще раз, веско, безоговорочно: – Наказания без вины не бывает!
Не понравилось мне это рассуждение, такое чувство у меня было, что все-то он ухитряется наизнанку вывернуть, поставить с ног на голову. И я продолжал упрямо:
– Ты мне мозги не пудри! Я просто по-человечески разбираюсь. Заставили человека страдать? Заставили. Не виноват? Извинитесь: не по своей ведь прихоти сажали, так уж, мол, обстоятельства сложились. Будьте здоровы и не поминайте нас лихом. Это, по-моему, будет по-людски.
Так и извинился Володя Шарапов перед Груздевым.
В фанфике же следуют абсурдные обвинения Груздева в том, что он вел себя недостаточно подобострастно перед милицией и тем самым, видите ли, навлек на себя подозрения.
Единственный упрек в адрес Груздева в фанфике совпадает с упреком в адрес Груздева в оригинале:
Вы оставили у женщины, которую считали ветреной и легкомысленной, боевое оружие!
В фанфике Жеглов признается в том, что он "дал маху", но в чем именно он "дал маху", не уточняется. И тут же Жеглов намекает на врачебные ошибки, которые мог бы совершить врач Груздев - что уж совсем к делу не относится. Такой разговор мог бы иметь место на рынке среди "баб базарных". Гегель приводит пример такого разговора как пример абстракции: рыночной торговке сказали, что она торгует несвежими яйцами, и торговка стала обвинять оппонентку в нечистоплотности и в связях с офицерами. Такой же рыночной торговкой выглядит Жеглов в фанфике.
Аналогично, полное абстрагирование от оригинала является недостатком этого фанфика - рецензируемого произведения.
