"ТЕРМИНАТОР".Фантастический роман. (Русская версия). Часть 1.

уже  обо  всем - Я  иду  к  тебе мамочка!
  И  он  прыгает  из  окна  и  летит  вниз, в  черную  пустоту. В  ледяную  стужу  ядерной  зимы. Его  подхватывает  ледяной  ветер  и  несет  куда-то. В  той  черной  пустоте. Унося  далеко  ото  всех. С  кем  он  был  рядом  в  том  доме. Унося  куда-то, в  какую-то  неизвестность  ледяного  своего  мрачного  мира.
- Мама! – он  кричит  уже  в черной  ледяной  пустоте  и  внезапно  весь  напуганный  жуткими  такими  странными  сновидениями  просыпается.
  Алексей  смотрит  в  полной  темноте  по  сторонам, но  ничего  не  видит.
  Свет  в  жилом  бетонном  спальном  отсеке  выключен  и  только  храп. Это  храпел  Гарик  Резвый. Похоже, он  спал  совершенно  без  задних  ног. Намаявшись  в  походе. И, теперь  храпел  на  весь  спальный  бокс. Где-то  в далеком  самом  углу  у  бетонной  стены  и  завернувшись  почти  с  головой  в  теплое  солдатское  синее  с  полосками  одеяло. От  него  не  отствал  и  его  односельчанин  Федотов  Степан  в  другом  углу низкого  потолками  бетонного  спального  отсека.
  Все  распределились  на  отбой  в  разных  местах. На  выбор. Да  и  никто  не заставлял  и  не приказывал  в  этом  деле  ложиться  рядом.
  В  этих  бункера  железобетонных  подвалах  все  было  исключительно  только  на  искусственном  освещении. Даже  тепло  держалось  на электричестве. Как  там  в  том, теперь  его  ракетном  военном  бункере, так  и  в  этом. Сейчас  в  полной  темноте  Алексей  почему-то  задумался  о  нем. О  свете  и  тепле. Вот  так  внезапно, пробудившись  после  этого  странного  жуткого  сна. И  вдруг  увидев  полную  темноту, вспомнил  ту  в  том  своем  уже  ракетном  бункере  горящую  неровно  мигающую  светом  лампочку. Такую  же,  как  и  здесь. Под  потолком. Тут  только  погашенную  совсем. В  этом  без  окон, только  гудящего  вентиляцией  по  трубам  меж  толстых  бетонных  перекрытий  вентиляторами  и  вентиляцией  спального  жилого  солдатского  бокса. 
  Алексей, почему-то  задумался  сейчас  о  том, откуда  в  бункерах, вообще  столько  времени  берется  свет? Откуда  его  получают, русские  повстанцы  ракетчики? Там  в  том  их  бункере  всегда  горит  это  свет. Везде, правда,  по-разному. Где  тускло. Где  ярко, порой  мигая, но  горит? Как  та  лампочка  на потолке  в  таком  же  спальном  отсеке, где  он  вот  также  лежал  с  братом  Иваном  рядом  на  койках. И  также  храпел  без  задних  ног, этот  его  односельчанин  Федотов  Степан. 
- Ты  зачем  кричишь? - услышал  Алексей  и  вздрогнул.
  Это  был  ее  голос. Голос  Светланы  Лесковой  из  темноты. Он  промолчал  не  отвечая.
- Ты  напугал  меня – услышал  он  в  тишине  ее  голос, почти  шепотом.
  Они  лежали  недалеко  через  пролет  друг  от  друга  на  солдатских  кроватях, в  спальном  отдельном  блоке  для  отдыха. После  горячего  душа  в  банном  отсеке  бункера  и  накормленные  с  распоряжения  самого  полковника  Гаврилова  на  солдатской  кухне.
  Алексей  в  полной  темноте  увидел  слабый  ее  силуэт  уже  сидящей  на своей  постели  в  одних  солдатских  теплых  на  зиму  выданных  им  кольцонах, штанах, рубашке, трусах  и майке, как  и  у  всех  солдат, Светлану  Лескову. Независимо  женщина  это  или  мужчина. И  спустившей  свои  девичьи  босые  ноги  на  бетонный  с  драными  утаскаными за  время  пользования, хоть  и  чистыми  вязанными  у  каждой  постели  ковриками  пол. 
  Лескова  Светлана  поднялась  тихо  с  постели  и  осторожно  подошла  к нему. Бликуя  белым  в темноте  силуэтом  и на  ощупь, перебирая  на  пути  стоящие  в  солдатском  блоке  солдатские  кровати. Она  шла  к  нему. 
  Сейчас  Алексей  думал – «Неужели  он  и  вправду  громко  что-то  прокричал? И  разбудил  ее? А  Гарик  Резвый  как  храпел, так  и  храпит».
  Пока  он  так  думал, Лескова  уже  была  у  его  постели  и  стояла  прижавшись  к  ней  своими  в  тех  солдатских  белых  кольцонах  девичьими  ногами.
- Двигайся – произнесла  вдруг  она  ему – Ну, давая, быстрее. Я  так  и  буду стоять?
  Алексей, даже  оторопел  от  таких  слов  и  пододвинулся  вправо. Та, приподняв  его  солдатское  полосатое, и  тоже  синее  как  на  всех  постелях  одеяло, быстро  шмыгула  в  его  постель  и  прижалась  своей  девичьей  грудью  к  нему. Запрокинув  свою  полненькую  девичью  правую  ножку  и  прижавшись  своим  всем  девичьим  телом  к  нему.
  Она, буквально, заползла  на  него, придавливая  собой. И, опустив  свою  с распущенными  волосами  миленькую  девичью  головку  и  личиком  к  его  мальчишескому  лицу.
- Зачем  так  кричишь?- она, снова  произнесла – Маму  зовешь? Одиноко  тебе, миленький  мой, я  знаю. Я  женщина  и  я  знаю, каково  это. И  особенно  мальчишке  без  мамы.
  Он  молчал  и  только  смотрел  на  нее. В  полной  практически  темноте, Ощущая  е на  своем  лице  девичье  жаркое  дыхание.
  Она  ему  понравилась. Это  было  правдой. И  было  ясно, что  он  ей  тоже. И, наверное, это  была  настоящая  любовь. Первая  его  настоящая  любовь. Солдатская  любовь. Вот  так  неожиданно  пришедшая  за  ним. Следом  по  пятам  за  теперь  солдатом  ракетчиком  Егоровым  Алексеем  Дмитриевичем.
  И  он  сам  поцеловал  ее. Прямо  в  губы. И  она  прилипла  к  нему  к  его  губам  как  пиявка. Целуя  его, то  в  губы, то  в  лицо. Жадно, страстно  и  нежно.
- Любимый - шептала  она, страстно  дыша  и  щупая  его  всего  руками. Больно  щипая  пальцами  даже  через  солдатские, такие  же  белые, как  и  у  нее  кольцоны – Мой, любимый.
  Светлана  ерзала  своим  под  кольцонами  штанов  лобком  по  его  лобку  и  возбудившемуся  вдруг  от  ее  жарких  безудержных  любовных  поцелуев  его  Алексея  детородному  мальчишескому  члену. Он  даже  чувствовал  ее  под  лобком  своим  тем  мужским  мальчишеским  детородным  членом  девичью  промежность. А  она, просто  терлась  о  его  тот  член  вверх  и  вниз  своей  промежностью, расставив  ноги. Целуя  его, стонала  как  безумная. Рассыпав  свои  длинные  девичьи  русые  волнистые  волосы  по  его  лицу.
  Алексей  забыл  про  все. Про  войну  и  все  вокруг. Про  спящего  и  громко храпящего  Гарика  Резвого  далеко  от  них  в  углу  бокса. Забыл  что  они  в  ракетном  бункере  полковника  Гаврилова. Про  самого  забыл  даже  майора  Кравцова. И, даже  про  того  робота, что  был  где-то  неподалеку  здесь  же  с ними  в  этом  бункере. Он  лишь  ощущал  на  своей  груди  девичью  с торчащими  твердыми  сосками  Светланы  грудь. И  его  детородный  мальчишеский, торчащий  возбудившийся  тот  час  теперь  член, так  и  рвался  туда  в  ту  девичью  промежность. Которая  ерзала  по нему  своими  половыми  губами, промеж  широко  расставленных  ног  Лесковой  Светланы.
- Любимый – стонала  она  тихо  ему - Мой  любимый. Мальчик  мой. Одинокий  мой  мальчик, любимый.
  Она  целовала  его  с  такой  жадностью, что  казалось, готова  была  съесть.
  Алексей  прижал  ее  к  себе  руками  за  спину  и  запустил  свои  руки  под  подол  ее  кольцонной  рубашки  и  майки. И  начал  все  это  стаскивать  вверх  к  девичьей  голове. Щупая  пальцами  дрожащих  от  возбуждения  мальчишеских  рук  девичью  голую  под  ней  узкую  и  горячую  спину. И  пупком  прижатый  к  его  животу  кругленький  девичий  живот. И  Лескова  сама, соскочив, над  ним, и  отбросив  одеяло, тут  же  сняла  ее. И  откинула  рубашку  с майкой  на  соседнюю  пустую  солдатскую  заправленную  постель.
  Алексей  ожидал  увидеть  лифчик, но  его  не  было. Светлана  была  без  него. Она  его  практически  не  носила. И  ее  голые  груди  с  торчащими  возбужденными  сосками  были  прямо  перед  его  лицом. Маленькие  круглые  и  полненькие. И  он  видел  их  еле  различимо  в  почти  полной  темноте. Как  они  своими  черненькими  сосками  торчали  прямо  в  его  Алексея  юное  еще совсем  мальчишеское  лицо.
- Мама - произнесла  Светлана  Лескова – Этой  ночью, я  твоя  мама.
  Она  припала  голой  своей  грудью  к  его  лицу  и  стала  и  прижала  руками  Алексея  лицом  к  своей  груди.
- Вот, кусай  и  целуй  ее - стонала  Светлана – Она  твоя. Я  вся  твоя. Я  твоя  мама.
  Лескова  снова  соскочила  на  скрипящей  постели  и  на пол. И  быстро  сняла  свои  кольцонные  штаны. И  под  ними  со  своей  широкой  женской  задницы  и  волосатого  лобка  телесного  цвета  плавки. Это  несколько  удивило  Алексея. Не  трусы, а  плавки, телесного  цвета. Узенькие, плотно прилегающие  к  ее  девичьему  красивому  телу. Подтягивая  промеж  девичьих  ляжек  ее  промежность  и  волосатый  лобок. Врезаясь  в  широкие  бедра, и  тугим  пояском  опоясывая  Лесковой  округый  с  красивым  круглым  пуком  живот.
  Она  полностью  разделась  перед  ним  и  была  совершенно  голая. И  Алексей  последовал  тому  же. Он  разделся  целиком  и  был, теперь, тоже  совершенно  голый, как  и  она. Отбросив также  на соседнюю  кровать  свои  солдатские  теплые  зимние кольцоны, майку  и  трусы. И  она, снова  толкнув  его  на  постель, запрыгнула  сверху  на  него. На  его  торчащий, теперь  затвердевший  вверх  как  металлический  стержень  тот  детородный  член. Все  происходило  в  полной  темноте. Близкое  и  быстрое  единение  двух  влюбленных  друг  в  друга  тел  и  душ.
  Она  буквально, наделась  на  него. Снова  широко  расставив  девичьи  полненькие  бедрами  и  икрами  в  темноте  ноги. Как  на  кол. Просаживаясь  на  нем  все сильнее  и  сильнее. И  Алексей  почувствоал  как  его  торчащий  твердый  возбужденный  еще  мальчишеский  детородный  член, проникает  внутрь  любимой  его  теперь  женщины. Она  поправила, лишь  рукой  его  туда, куда  нужно. И  Алексей  почувствовал, как  тот  проходит  внутрь  ее  девичьей  промежности, раздвигая  ее  половые  губы. Глубоко  внутрь. По  самый  волосатый  девичий  лобок. Касаясь  его  своего  мальчишеского  лобка  своей  молодой  кучерявой  порослью.
  И  Светлана, выгнувшись  как  дикая  кошка, застонала, тяжко  и  внутренне. Но  тихо, так  чтобы  не разбудить  спящего  без  задних  ног  далеко  в  углу  спального  солдатского  бокса  своего  радиста  Гарика  Резвого.
  Она  стала  вверх  и  вниз  елозить  по  члену  Алексея. То, запрокидываясь  назад  и  свешивая  свои  длинные  распущенные  русые  волосы  до  его  голых  ног.  Чуть  не  касаясь  их  своей  девичьей  головой, то  наклоняясь  вперед  к  его  голой  мальчишеской, тоже  с  торчащими  сосками  груди  и  лицу. И  царапая  девичьими  пальчиками  и  ногтями, как  бешеная  кошка  его  ту  грудь  и  голые  плечи.  Попутно  страстно  и  безудержно  безумно,  целуя  Алексея  то  в губы, то  просто  в  лицо. А  он  мял  ее  те  торчащие  ему  в  лицо  черненькими  сосками  маленькие  круглые  трепыхающиеся  полненькие  в  темноте  груди. Ощущая  эту  девичью  нежную  прелесть  своими  мальчишескими  пальцами. Он  в  полной  темноте, мял  ее  тело  руками. И  уже, совершенно  не  по-детски, превращаясь  во  взрослого  мужчину.