История второй советско-финской войны, глава 14.

батальон состоял из немецких T-I, T-II, и чешских T-38(t) легких танков и танкеток при нескольких командирских T-III. В каждом батальоне было по 35-40 танков, итого к началу войны у немцев здесь было не более 80 изделий, которые можно отнести к разделу «танки». В разведбатах четырех немецких дивизий состояли на вооружении бронетранспортеры и бронированные тягачи, вооруженные тяжелыми пулеметами и автоматическими пушками 20 мм. Практически, это были те же легкие танки.
С нашей стороны в первых числах июля в боях под Кайралами (Кандалакшское направление) участвовал один танковый батальон из 1-й танковой дивизии, в котором по штату было порядка 40 исправных машин (Т-26 и БТ) Позже в схватку с врагом был брошен еще один танковый батальон, при этом оставшиеся 4 танковых батальона этой дивизии в середине июля были отправлены под Ленинград (но не доехали – об этом в следующих главах). И немцы, и наши использовали танковые подразделения только как огневую поддержку пехоты – танки сопровождения. Что для слабобронированных танков с пушками калибром 37-45мм совсем не оправданно, но выбирать было не из чего. Если верить полным оптимизма записям в журналах боевых действий 122сд 14 армии за первые дни июля, то за несколько дней боев было уничтожено до 50 вражеских танков (из 80), но кто же в таком случае продолжал атаковать  наши позиции через два месяца на рубеже Верман? Пополнений в бронетехнике немцы не получали, впрочем, по их отчетам они тоже умудрились за это время два-три раза уничтожить нашу бронетанковую группировку. Появление немецких танков в ограниченных количествах (единицы) отмечено в боях осенью 1941 года под Кестеньгой и под Ухтой, после чего к зиме они закончились и больше не появлялись.
Как бы там ни было, но к середине июля наши честно признались о потери без малого 70 танков [ ], из которых 33 были подбиты противником в бою, а о судьбе остальных как-то умалчивается. Надо полагать, что 35-37 танков были оставлены при прорывах из окружений из Кайральского «мини-котла» ввиду невозможности их эвакуации по лесным тропам через болота. По сообщениям из [ ] к концу 1941 года на Кандалакшском направлении в составе сводного 107 отдельного танкового батальона оставалось всего 15 танков. Вот и получается, что наши примерно 80 танков были «разменяны»  приблизительно на 80 немецких? Если где-то есть ошибка в подсчетах, то она не принципиальна: если бы такой размен да на всем советско-германском фронте! Были, конечно, еще в составе разведбатов советских стрелковых дивизий рота танкеток с пулеметным вооружением на гусеничном ходу, но их не принято относить к танкам. К тому же в журналах боевых действий обоих дивизий Кандалакшского направления эти мехсредства не упоминаются.
3.Потери в пехотных и стрелковых частях
С немецкой стороны на Кандалакшском и Кестеньго-Лоухском направлениях действовали 169пд, один полк 163пд и дивизия (бригада) СС «Норд», входящие в 36 армейский корпус, а также два батальона танков. От финской армии 6-я пд и большая часть 3пд, составляющие 3 армейский корпус армии Финляндии. По состоянию на 13 сентября потери немецкого 36ак убитыми, ранеными, без вести пропавшими составили 9463 чел. [ ]. Потери финского корпуса по состоянию примерно на середину сентября по данным [ ] оцениваются в 8000 чел., но это для всего корпуса двухдивизионного состава, из которого для ведения боевых действий на соседнем Ухтинском направлении была выделена дивизионная группа «F» (усиленный полк). Так что потери финнов на Кандалакшском и Кестеньгском направлениях пропорционально можно оценить в 6000 чел. Итого противник на данном участке с начала боевых действий и до середины сентября лишился 15,5 тысяч чел.
Теперь о потерях РККА. На данном направлении удар врага отражали соединения 14-й армии: 42 стрелковый корпус в составе 122сд и 104сд, 72 и 101 погранотряды НКВД), мотострелковый полк и два танковых батальона 1-й тд, Мурманский легкий стрелковый полк (прибывшее в августе подкрепление) и 88-я стрелковая дивизия (с августа м-ца). В различных источниках приводятся цифры потерь по отдельным операциям и даже боям, по потерям на определенном рубеже и на различные даты. Так, например, в [ ] сказано, что только на рубеже Верман и только в «Книге памяти» учтено 2380 погибших наших солдат и офицеров, но это за все время боев, за три года. Привести более-менее объективные цифры относительно потерь именно на Кандалакшско-Кестеньгском участках именно на середину сентября будет непросто. Обратимся к донесениям о потерях штабов дивизий (122сд, 104сд, 88сд) в вышестоящие штабы и Управление кадров РККА в Москву[ ].
Далее, как говорится, не для слабонервных. Речь пойдет о сухом подсчете убитых, искалеченных, замученных наших соотечественников. Автор вынужден – как хирург – невзирая на кровь и стоны, резать по живому – по нашей памяти. Указанные донесения о потерях оцифрованы и выложены на соответствующем сайте [ ]. На каждого погибшего (умершего от ран или, в редких случаях, от болезни) указаны дата гибели, краткая пометка «убит» или «погиб в бою», или, увы, «пропал без вести» (в редком случае «не вернулся из разведки»). Буквально в двух-трех словах указано место гибели и, отдельной графой – места захоронений, для которых кратко обозначены характерные приметы местности. Но это в начале боев, а затем, по мере нарастания скорбного «вала» конкретная геолокация могил упрощалась до «западнее (восточней, северней) Алакуртти» и т.п. В первые дни к этим донесениям прилагались даже схемы расположения мест захоронений, но потом, понятно, стало не до того. И очень, очень часто в графе «Место захоронения» записано просто: «Труп остался на территории противника».
Количество погибших и пропавших без вести (в дальнейшем «бвп») приходилось подсчитывать буквально по дням. Поначалу донесения согласно приказу Генштаба составлялись за каждые 10 дней, а затем интервалы становятся рваными: и несколько дней, и до полутора месяцев – согласно уточненным данным из подразделений, особенно после выхода из окружений или окончания отдельных операций. Некоторые документы по июлю 1941 года оказывались в процессе такой корректировки в донесениях января 1942 года.
По донесениям о безвозвратных потерях из дивизий на 15 сентября 1941 года: по 122сд – 1517 чел., по 104сд – 784 чел. (эта дивизия вступила в бой позже, отсюда и меньшие жертвы), 88сд- 1147 человек. 1-я танковая дивизия, воевавшая только двумя танковыми батальонами «отчиталась» о 87 погибших. Всего 3535 погибших воинов за два с небольшим месяца боев. Или иначе в процентном отношении это составляет к начальной списочной численности трех дивизий (примерно 43000 человек) порядка 8-8,2%%. Цифра, конечно, неточная, потому как сами дивизионные штабисты был вынуждены корректировать эти скорбные показатели по мере поступления из подразделений и частей уточненных данных. Цифра приблизительная, но нам нужна хоть какая-то «статистическая опора». Теперь небольшой психологический шок, удар по национальной гордости: это убийственное количество «без вести пропавших» за указанный период, сравнимое с числом погибших – 2595 человек. Причем, надо понимать, что здесь и брошенные при поспешном отступлении раненые, которых финно-немцы вряд ли брали в плен, отставшие, убежавшие, сдавшиеся врагу добровольно и попросту попавшие в полон при отступлениях и окружениях. Здесь не стоит «посыпать голову пеплом» - все познается в сравнении - так мы воевали в 1941. Но 2595 без вести пропавших – это, с другой стороны, всего лишь 6% от списочного состава воевавших здесь дивизий за два месяца напряженных боев (именно боев, а не повального бегства). По данным [ ], которые вполне себе официальные – на Северо-Западном, Западном, Юго-Западном и Южном фронтах к зиме 1941 г. подобных «пропавших без вести» оказалось от 50 до 150 % (!!!) списочного состава (более 100% оказались возможны из-за постоянного пополнения, которое тоже норовило разбежаться при первом вопле «Окружили!»).
Теперь о потерях в прочих частях РККА на Кандалакшско-Кестеньгских направлении, по которым задокументированных донесений о потерях нет: это два погранотряда, 1-й мотострелковый полк 1тд и Мурманская стрелковая бригада. Здесь придется использовать косвенные и расчетные данные, так как точных цифр не имеется даже по списочному составу. Но наша оценка потерь не выйдет за пределы 5-10% погрешности. Штатная численность стрелкового полка РККА накануне войны – 3168 человек, 1-я танковая дивизия была укомплектована л/с полностью, поэтому принимаем списочный состав входящего в эту дивизию мотострелкового полка (отличается от просто стрелкового только большим количеством автотранспорта) в 3000 чел. Мурманская стрелковая бригада - он же Мурманский легкий стрелковый полк («облегченный» на артиллерию, минометы, транспорт, средства ПВО) - формировалась в начале августа из ополченцев и добровольцев, а значит, из людей, в военном деле малограмотных. Эта бригада была брошена с ходу в пекло боев под Кестеньгой. Бригада, хоть и трехбатальонного состава, но на полноценный полк не тянула и вряд ли в ней было более 2000 л/с. В обоих погранотрядах НКВД изначально было 2760 человек. Итого в указанных воинских частях и подразделениях могло воевать не более 7760 человек. Далее применяем установленный выше процент потерь на этом же направлении в 122, 104 и 88 дивизиях - это 8,2% убитых и 6% пропавших без вести. Получается прибавка погибших к 15 сентября еще 780 человек и пропавших без вести 465 человек. Всего на данном направлении  погибло 4315 бойцов и командиров (в том числе один генерал – командир 88сд) и пропало без вести 3060 человек.
Но, чтобы сравнить санитарные потери (это с учетом выбывших по ранению и болезни) частей РККА с имеющимися таковыми у противной стороны, нам необходимо знать количество раненых у нас. И здесь придется вновь обращаться к неким расчетным гипотетическим цифрам-коэффициентам. Принято считать, что во всех войнах XX века сохранялось примерно постоянное соотношение количества убитых к количеству раненых, а именно 1 : 3. Такая пропорция хорошо просматривается и из анализа данных по таблице «Среднемесячной списочной численности и потери личного состава действующих фронтов и отдельных армий», представленной на сайте Минобороны [ ]. Показательны для нас в этом отношении столбцы «Безвозвратные потери - % к потерям» и «Санитарные потери - % к потерям». Если в 1941 году первый показатель по кварталам менялся от 75% к 59%, а в 1942 от 34% через 52% опять к 32%, то в 1943-1944 гг. он уже был в пределах 20-23%. В переводе процентов на бытовой язык надо понимать, что 75% безвозвратных потерь – это когда на 3 убитых и пропавших без вести (а проще говоря, дезертиров, разбежавшихся и попавших в плен, а также брошенных при отступлении раненых) приходился всего один раненый, попавший в госпиталь. И наоборот, 25% как раз и выражает тот самый «стандартный» коэффициент для «нормальной» войны, когда на 1 убитого приходится 3 раненых. Я хочу сказать, что в хаосе окружений, в котлах и разгромах 1941-1942 годов как раз и выходил аномальный нестандартный коэффициент соотношения различных видов потерь, и только с 1943 года после Сталинграда он становится тем самым усредненным 1 : 3.
Но именно и только в Заполярье, в зоне