совсем тогда весело будет». Но на этот раз, к моему удивлению, всё обошлось. Добрая половина носка благополучно пропиталась бензином, и я медленно выудил его обратно.
Так, теперь главное! Я взял небольшую ветку и нацепил носок на неё. Снял провод со свечи и аккуратно трясущимися от холода руками отодвинул защитную резинку, оголив его конец.
– Ну что, поехали! – тихо буркнул я, держа ветку с носком в одной руке, а провод в другой. Медленно поднёс их друг к другу и дёрнул педаль стартера.
Есть!! Маленькая искра, как змеиный язычок, выскочила из провода, и мой несчастный носок благополучно загорелся. При этом меня довольно неприятно шибануло током. Непроизвольно я отдёрнул руки, и горящий носок упал мне на ногу. Трава загорелась в том месте, куда попали капли бензина, когда я доставал носок. Я быстро откинул носок в сторону и принялся гасить огонь возле мотоцикла.
- Этого ещё не хватало,- кряхтел я, топая ногами.
Когда всё было кончено, посредством палочки носок моментально перекочевал в кучку заранее сложенных веток, и минут через пять передо мной горел полноценный небольшой костёр. Я быстро стал собирать в пределах видимости опавшие ветки и тут же подкидывать их в огонь. Пламя становилось всё ярче, и я собирал дрова уже про запас, имея возможность отойти от костра немного подальше.
- Ну, всё!- я принёс последнюю охапку сучьев и положил на землю. Сам уселся на них, облокотившись спиной о дерево, снял кроссовки и протянул ноги поближе к огню. Приятное тепло от костра постепенно начало согревать всё тело. Я подкинул ещё дровишек, и, размышляя о том, что не так уж всё и плохо, не заметил, как отключился.
Шум дождя, барабанившего по молодой листве, постепенно сошёл на нет. Перед глазами плыли какие-то замысловатые цветные узоры, как будто передо мной кто-то неведомый крутил большой детский калейдоскоп. Я сидел, глядя на огонь… и спал. Не знаю, сколько бы ещё я находился в этой прострации, если бы не почувствовал что рядом кто-то стоит и дышит мне прямо в лицо. Ко мне тут же вернулось сознание, я повернул голову и слегка отпрянул в сторону. На меня, тихо рыча, смотрела огромная лохматая морда. Блики от затухающего костра придавали ей зловещее выражение. Сначала я подумал, что это волк, и, честно говоря, чуть было не обделался от страха.
– Ой!- непроизвольно пискнул я. По спине забегали мурашки величиной с мизинец.
«Ну что, любитель животных! Допрыгался!? – промелькнула у меня паническая мысль. – Задерут сейчас тут, как козлика бесхозного, и останутся от тебя, дурачка, только рожки да ножки».
Я стал медленно подниматься на ноги, опираясь руками о землю и с тоской поглядывая на свой рюкзак. Но тут это чудовище отошло на пару метров, жалобно заскулило и несколько раз гавкнуло.
– Уф-ф, бля! – у меня сразу отлегло. Это собака! Обычная, большая собака! Но как она тут оказалась?!
Я посмотрел на костёр и, краем глаза следя за собакой, быстро стал подкидывать сучья, чтобы не дать ему затухнуть. Дождь всё ещё продолжался, но уже не с такой силой, как прежде.
«Сколько же я был в отключке? Сорок минут, час?»
Собака сидела недалеко от костра и молча смотрела на меня, смешно моргая от попадавших в глаза дождинок. На шее у неё болталась какая-то грязная верёвка, отдалённо напоминавшая ошейник. Передняя лапа сильно кровоточила и собака, с опаской поглядывая в мою сторону и жалобно поскуливая, периодически принималась зализывать свою рану.
Когда костёр немного разгорелся, я сел на своё место и опять прислонился к мокрому стволу дерева. С дороги изредка доносился шум проезжающих машин, нарушавших тишину леса. В костре тихо потрескивали горящие сучья, нет-нет да издавая шипящие звуки от попадавших на угли крупных капель. Мы продолжали сидеть каждый на своём месте, молча глядя друг на друга. В её печальных глазах было столько тоски и грусти, что у меня защемило сердце.
– Ну что, дружище! Бросили тебя? Как же ты тут оказался-то?
Собака, услышав мой голос, заскулила и слегка наклонила голову на бок. Глядя на неё, мне сразу вспомнилось великолепное произведение Эдуарда Асадова «Стихи о рыжей дворняге». Мне страшно хотелось с кем-нибудь поговорить. Последние часов пять-шесть я разговаривал разве что только сам с собой. А тут у меня появился собеседник.
– Ну что, бедолага, слушай! Это, скорее всего, о тебе. И я с выражением, как будто перед большой аудиторией, стал читать стихотворение этому несчастному, больному существу.
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...
Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!
Собака тем временем медленно подошла ко мне ближе и легла, положив голову на передние лапы. Она пристально смотрела мне прямо в глаза, как будто понимая, о чём я с ней говорю.
В десятом классе я прочитал эти стихи на выпускном экзамене по литературе. И будучи в школе изрядным раздолбаем, так растрогал этим своих учителей что, не ответив на парочку основных вопросов из билета, всё равно отхватил пятёрку. Единственную, кстати, в своём дипломе о среднем образовании, не считая физкультуры.
- Ну что, бродяга, понравилось тебе стихотворение?
Собака, как будто отвечая мне, заскулив, зевнула.
- По сути, я такой же бродяга, как и ты. И лапы у нас у обоих болят. Может, перевязку сделаем?
Я медленно поднялся на ноги и подошёл к мотоциклу. Собака, настороженно следя за моими движениями, даже не шелохнулась.
- Ну, вот и договорились! Сейчас я тебя буду лечить.
Я достал из рюкзака сырую пачку бинта и, сняв бумажную упаковку, бросил её в костёр. Сначала я занялся своей ногой. Размотав серого цвета тряпки, которые бинтом уже не назовёшь, я бросил их туда же. Затем наложил себе чистую повязку и опустил штанину.
- Ну что, теперь ты, – я поднялся на ноги и медленно подошёл к собаке. Она по прежнему лежала спокойно, глядя мне в глаза. Я погладил её по голове и аккуратно приподнял лапу. Собака немного напряглась, но осталась лежать на месте.
- Не бойся, не бойся, мой хороший,- ворковал я. - Сейчас всё будет нормально.
Оставшимся куском бинта я сделал относительно тугую повязку и опустил лапу на землю. Пёс, приподняв уши, удивлённо обнюхал бинты и, лизнув их на всякий случай, опять положил голову на лапы.
Дождь к тому времени почти прекратился, и поднявшийся лёгкий ветерок стряхивал нам на головы всё, что накопилось за время ливня в кроне дерева, под которым мы сидели. От ветра стало намного прохладнее, и я развёл костёр побольше, чтобы немного высушить одежду.
Когда огонь разгорелся, собака уже спала. Я посмотрел на неё.
– Ну что ж – ты, наверное, прав.
Я тоже устроился поудобнее и закрыл глаза.
14.
Проснулся я от мерзкого пронизывающего холода. Ноги сильно затекли, и я их практически не чувствовал. Вокруг уже рассвело, ветер усилился. Лес был наполнен шумом листвы и утренним щебетаньем птиц. Рыжего вчерашнего друга рядом уже не было. «Пошёл, наверное, бродяга, по своим собачьим делам». Мне почему-то стало очень грустно оттого, что он ушёл. Я опять остался в полном одиночестве.
У меня зуб на зуб не попадал от промозглой сырости и поддувавшего со всех сторон ветра. Глаз уже сильно заплыл, и каждый раз моргая, я испытывал противную резкую боль от нарыва.
Интересно, как же я поеду?
«Ну, ничего! Кутузов вон с одним глазом Наполеону жопу надрал, а я тут из-за какой-то ерунды переживаю!»
Костёр давно уже погас, и лишь лёгкий дымок, сбиваемый порывами ветра, струился из кучки остывшего пепла. Я поднялся, немного размял ноги и, подойдя к мотоциклу, посмотрел в зеркало.
- О! То, что надо! Теперь полный порядок!
Затем я встал на четвереньки и принялся дуть на угли в надежде хотя бы прикурить. Оттуда поднялось облако золы, облепив мне всё лицо пеплом. Наконец среди пыли я увидел тлеющую головешку и, сунув руку за футболку, достал сигареты.
Ночью мне всё же удалось слегка подсушить одну пачку и, накурившись вдоволь перед сном, я убрал её от сырости подальше, положив прямо к голому телу.
«Ну что, пора двигать! – я докуривал уже вторую сигарету. – Время уже половина седьмого. Остался последний рывок. Если ничего не произойдёт (я плюнул три раза через плечо) – глядишь к полудню, доберусь до границы. А там наверняка наших полно в очереди толкается. Можно будет выменять чего-нибудь на еду. Границу проскочу, и всё! Песеты обменяю на динары – и в гостиницу! Плевать на деньги, не так уж это и дорого, я думаю. В любом случае, надо помыться и хорошенько выспаться».
От этих размышлений мне сразу стало даже как-то теплее. «И кстати, расчёску неплохо бы где-нибудь раздобыть». Я ещё раз посмотрел на себя в зеркало. При виде такого живописного зрелища, я невольно улыбнулся и, подойдя к небольшой лужице, сполоснул свою физиономию.
А на дороге, несмотря на столь ранний час, уже вовсю кипела жизнь. Машины, снуя по трассе туда-сюда, везли в своём чреве заспанных румынских трудящихся, которые ещё полчаса назад сидели за столом, уплетая за обе щёки яичницу с поджаренным хлебом и запивали её душистым свежезаваренным кофе. Я стоял на обочине и с завистью смотрел на их чистые, выбритые лица. Рефлекторно я даже почувствовал запах этого самого кофе. Мой бедный желудок, будто напоминая о себе, издал жалобное урчание и, проведя мокрой рукой по своему заросшему подбородку, я дважды сглотнул обильную слюну.
Перед тем как выехать на дорогу, я посмотрел наверх и покрутил головой в разные стороны. Да-а! Погодка-то сегодня, явно не задалась! Хмурое небо было затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами, готовыми в любой момент изрыгнуть своё содержимое на мою бедную голову. Лес шумел от порывов холодного пронизывающего ветра.
Я вспомнил вчерашнее утро, когда чуть с ума не сошёл от холода, и оно мне показалось манной небесною по сравнению с сегодняшним.
Сырая одежда, больной глаз и этот противный холодный ветер – вот что добавилось ко вчерашним неудобствам. Но делать нечего! Не сидеть же в лесу, пока ветер не утихнет!
Я надел очки, рукавицы, и не торопясь, выехал на дорогу.
Ветер, как назло, дул прямо в лицо. Скрючившись буквой «Z», я медленно ехал в правом ряду, даже не помышляя увеличить скорость. За первые полчаса я так окоченел,
