Карусель.

Карусель.

Тяжелые, холодные капли дождя, с шумом пробиваясь сквозь черные, заскорузлые ветви старых яблонь, с равнодушным шлепаньем падали на облупленный дощатый пол старой карусели, полинялых лошадок из папье-маше, жестяные клепанные двухместные самолетики.
Иногда, особенно при сильных порывах ветра, падали и яблоки, последние, уродливо-бесформенные и переспевшие, чудом провисевшие на дереве до конца ноября. Яблоки лопались при падении, плющились и брызгали по сторонам коричневато-жидким, с ярким винным запахом, пюре.
Когда яблок на полу карусели оказывалось уже до неприличности много, дежурный механик Ольга Петровна Кузнецова, она же и билетер, вздыхая, тяжело приподнималась со своей скамеечки втиснутой в фанерную будочку, в которой по причине непогоды и отсутствия желающих покататься, проводила практически целый свой день и с хрустом приподняв ручку рубильника в верх, включала двигатель карусели.… Где-то, в глубине круглой, жестяной тумбы, вокруг которой и крутились эти самые лошадки и самолетики, что-то щелкало, в пропитанном дождевой влагой воздухе отчетливо распространялся запах подгоревшей изоляции, и лишь через некоторое время, когда двигатель наконец-то схватывал, карусель медленно, скрежеща всеми своими сочлениями и цепями, начинала свой бег по кругу.
Через пару-тройку кругов, яблоки, выброшенные центробежной силой, оказывались на земле, где их беззлобно матерившаяся Ольга Петровна полу лысой метлой, отгребала куда-нибудь в сторону, на истоптанные газоны, подальше от своего аттракциона. Иногда жесткие прутья метлы, выскребали из влажного песка, рассыпанного вокруг карусели потемневшую мелочь, и тогда она, полная нездоровой полнотой широко расставляя забинтованные эластичными бинтами ноги, с кряхтеньем собирала монетки, заботливо протирала их о полу синего, линялого от частых стирок халата и складывала в бесформенный кошелек с никелированными защелками…
Весь механизм карусели многократно уже пережил свой максимальный срок допустимой эксплуатации, но его отчего-то не списывали и год за годом, с весны до поздней осени, Ольга Петровна изо дня в день щелкала ручкой рубильника, принося дирекции парка мизерный доход, в иные месяцы не перекрывающий расходы по содержанию аттракциона, не говоря уже о пусть небольшой, но ежемесячной зарплате Кузнецовой…
Ольга Петровна, несмотря на свою полноту к будочке этой уже приноровилась, умудряясь в ее тесном фанерном нутре не только перекусить, но иной раз и поспать, прислонившись к стенке с выпиленном округлым окошком для продажи билетов, хотя если честно сказать, разбухшие ее колени высовывались наружу и дверцу, также фанерную закрыть было никак невозможно.… Над окошком, потускневшей ртутью амальгамы блестел обломок зеркала и темнел небольшой фотографический снимок, порыжевший и выцветший.…На снимке полу обнявшись, в напряженной позе стояли на фоне серых, грубо намалеванных скал, виноградной лозы и водопада, молодая девица лет восемнадцати, с призывно накрашенными чувственными губами, в которой с трудом можно было узнать Ольгу Петровну и увешенный орденами и медалями летчик-офицер, заметно старше своей подруги…
1.
-Ольга, Ольга,- к подружке, перекапывающей небольшой, обильно сдобренный перегоревшим коксом участочек земли за приземистым, двухэтажным зданием бани подбежала раскрасневшаяся, с бисеринками пота над верхней губой, девочка лет тринадцати, в полу просвечивающимся от многочисленных стирок сарафанчике…
- Ольга, побежали быстрее к пруду.…Там десантники с парашютами и летчики…Офицеры…Красивые – ужас! Все уже там, и Клавка и Верка… Маринка и та прибежала, хотя у нее папка в органах…
- Верка говоришь,- недоверчиво переспросила Ольга, рано созревшая девушка, со сформировавшейся уже грудью и слегка удлиненными, блядскими глазами необычайно-глубокого, зеленого цвета.
-Подожди меня здесь, - попросила Ольга подругу.- Я только переоденусь…
Она с силой воткнула лопату в землю и вприпрыжку взбежала на невысокое дощатое крыльцо, неизвестно когда прилепленное к торцу бани. Ольга со своей матерью жили в служебной комнатушке при бани, которую им выдали еще при жизни Ольгиного отца – кочегара…Отца, которого девочка, кстати, и не помнила, зарезали по пьяни лет десять назад, но комнату не отобрали и мать как-то уж так получилось, переняла у мужа вахту и, теперь, швыряла уголек в ревущую топку не хуже иного мужика…
…Через несколько минут Ольга выскочила на улицу уже в чистеньком платьице с яркими васильками, несколько коротковатом. Впрочем, от этого только выигрывали ее загорелые стройные ноги.… В парке играл духовой оркестр: пожарные в парадных формах с начищенными пуговицами и касками, всюду продавались цветы, воздушные шары и мороженное….
“…Солнечным и самым светлым краем
Стала вся Советская земля.
Сталинским обильным урожаем
Ширятся колхозные поля”.
На каждом столбе жестяная воронка громкоговорителя….
Сотни гуляющих заполнили скверы и аллеи…Стриженые кусты необычайно колючего боярышника, попеременно с портретами членов ЦК и передовиков производства…Дворники в длинных прорезиненных фартуках из шлангов поливали водой разгоряченный полуденным солнцем асфальт.
У старого армянина в белом халате, колдующего над своим раскаленным чаном, девчонки купили по порции сладкой ваты, и, продравшись сквозь шеренгу кустарника, оказались на берегу пруда, а там…
На разгоряченных от солнца досках лодочного причала, выстроившись в линию, стояли, замерев человек десять парашютистов в черных комбинезонах, а совсем еще молодой человек, почти мальчишка в кожаном шлеме, отчаянно смущаясь обступивших лодочную станцию многочисленных зевак, докладывал высокому и, по мнению Ольги необычайно красивому, смуглолицему офицеру с тонкими, тщательно подбритыми, несколько щеголеватыми усами.
- …Товарищ начальник училища. Вверенное мне отделение воздушных десантников-парашютистов учебные прыжки закончило. Происшествий и замечаний нет. После проверки и укладки парашютов, отделение проследует в расположение части. Летчик-инструктор лейтенант Груздев.
- Вольно!- приказал офицер-красавец и, посмотрев на Ольгу, клейкими пальцами уминающую остатки сахарной ваты в коричневый комочек, подмигнул ей, и только ей (она это точно почувствовала), а когда парашютисты под командованием лейтенантика Груздева покинули причал и большинство отдыхающих разбрелось, кто куда, подошел улыбаясь к ней и слегка приподняв Ольгину головку своими, пропахшими табаком пальцами, спросил, вглядываясь в ее бездонно-зеленые глаза…
- И как же тебя зовут девочка?
-Ольга.- С придыханием ответила она, облизнув сладкие свои губы, расправила плечи, с вызовом подалась вперед…
- И где же живет Ольга?- Вновь в своей странной, необычной манере обронил офицер, все также улыбаясь и почти не скрываясь, разглядывал фигурку девочки…
- Там, за баней…- Махнула Ольга неопределенно и, неожиданно подхватив подружку под руку, бросилась прочь…
- Я найду тебя Ольга. Непременно найду!
Не скрываясь, во весь голос крикнул он ей в спину.
- В следующее воскресенье жди в гости. Приду знакомиться с родителями…. Обязательно приду…
…. Он не пришел.…Да, наверное, и не мог прийти.… Так как в назначенный им день, вот уже целую неделю как шла война…
2.

…Ольга с матерью так и не эвакуировались и прожили всю войну в тесной своей комнатухе, что в торце бани, хотя уже с середины июля сорок первого года, здание бани отдали под госпиталь. Мать Ольги так и осталась в истопницах, а сама девочка каждый вечер стирала и кипятила использованные бинты в небольшой прачечной, организованной в бывшей парилке. Она часто помогала вечно не выспавшимся, задерганным санитаркам обмывать тяжело раненных солдат и уже к концу войны ее, поднаторевшую на послеоперационных перевязках, вид обнаженного мужского тела перестал будоражить Ольгину юную душу. Ее, многократно видавшую молодых ребят голыми и беззащитными, в самых нелицеприятных видах, не коснулась почти обязательная эпидемия школьниц-старшеклассниц, влюбленность. Записочки и случайные робкие прикосновения обошли Ольгу стороной, хотя ее, к концу школы довольно вызывающие формы, несомненно, лишили сна многих и многих старшеклассников.
Как-то так получилось, что она одна во всем классе получавшая паек по рабочей карточке, сблизилась с учителями, покуривала с ними в учительской во время перемены, иногда угощала их глюкозой разведенным спиртом….
В июле сорок пятого, эвакуированное летное училище вновь вернулось в городок, и однажды, под вечер, когда Ольга со своей матерью сидели на теплых досках своего крылечка, невесть, когда прилепленного к торцу бани и устало, болтали обо всем, о каких ни будь, ничего нестоящих пустяках, а может быть вообще молчали, да это и не важно по - большому то счету, что они делали на своем крыльце…А важно то, что неожиданно, откуда-то со стороны , из-за кустов появился он, тот самый необычайно красивый офицер -летчик, с такими же тонкими, тщательно подбритыми усиками над сочными, припухшими губами, как и до войны, но уже в полковничьих погонах, вместо кубарей, в которых если честно Ольга так и не разобралась в свое время…
…Свадьбу сыграли довольно скромную, в ближайшем кафе «Бригантина», и на следующее же утро, молодая чета Кузнецовых, с двумя фанерными чемоданами, выкрашенными коричневой половой краской отбыла в Москву. Сталин любил своих летчиков, гордился ими и, пожалуй, ни один род войск в победоносной Советской армии не мог пообещать для молодых офицеров столь стремительной карьеры, как в авиации.
Квартиру молодому полковнику, орденоносцу и герою Советского Союза, выделили в небезызвестном доме на набережной, в подъезде, примыкающем к кинотеатру «Ударник». Квартира хоть и однокомнатная, но по Московским меркам огромная, с длинным балконом и большой комнатой-чуланом для всяческого хлама, которую Саша (а мужа Ольги звали Александром Федоровичем), смеясь, называл «тещиной комнатой». И хотя «тещина комната» имела место быть, о переезде в Москву своей матери, Ольга даже и не заговаривала. Ну не вписывалась эта малограмотная женщина в только что устаканившийся быт молодой семьи, да и в интерьер этой их уютной квартиры на пятом этаже тоже не вписывалась….
-Увы и ах!- как частенько говаривала быстро освоившаяся в Московском светском, послевоенном обществе, необычайно похорошевшая Ольга. А как иначе, когда приходится соответствовать и этому дубовому, без щелок и зазоров паркету, и этой мебели карельской березы, поражающей взгляд изгибами и узорами древесины всех оттенков теплого спектра, и этим шторам тяжелого, багровых тонов бархата, неподвижно, крутыми складками ниспадающих у балконного окна. Да и самому воздуху, струящемуся вокруг дома на набережной, пропитанному шоколадом, корицей и ванилью из-за вблизи расположенной кондитерской фабрики тоже нужно соответствовать…. А про красавца мужа и говорить то не стоит.… Не раз и не два, прогуливаясь вечерами под ручку с Александром вдоль Москвы-реки, замечала Ольга как на ее Александра Федоровича откровенно заглядываются и не только