С 7 - го на 8 - е мая один не окончательно плохой гражданин пересёк границы Тамбовской и Воронежской областей на автомобиле Фольксваген с автоматической коробкой передач по трассе Москва - Волгоград и недалеко от города Борисоглебск потерял сознание. Утром врачи местной больницы зафиксировали клиническую смерть, продлившуюся три минуты, затем пациент впал в кому, откуда вернулся через сутки совершенно другим человеком, чем очень воодушевил и обнадёжил лечащего врача Наталью Владимировну Гончарук.
Пытливый ум, притаившийся в жировых складках левого полушария головного мозга, подсказывал ей, что супруг - майор полиции, начальник ОВД - был прав, когда, обнаружив на трассе гражданина без сознания, сперва спрятал в своём гараже автомобиль и привычно освободил от денег и документов карманы пострадавшего, а затем уж отвёз его в больницу с напутствием жене: "Ты уж постарайся! Мужик богатенький. Никак нельзя ему очнуться. Чую, заживём красиво". За несколько минут он пробил по базе данных личность владельца машины, капитал, нажитый за годы изнурительного предпринимательства и составил примерный план того, как, подделав подпись, переписать на себя и жену завещание привалившего нежданным вантажем горемыки.
- Ты кто? - спросила Надежда Владимировна коматозника ненавязчиво, будто проходила мимо и решила прилечь рядом для проформы.
- А ты кто? - поинтересовался он.
- Не узнаешь? - в привычной женской манере - сразу вынести мозг, а затем кюреткой соскоблить остатки с внутренних стенок черепа - домогалась лечащий врач.
- А, должен? - не сдавался хитрый, но уже приговорённый к обнищанию больной.
- Обязан! Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Когда родился? На что сгодился? Где родственники? Куда направлялся? Амнезия? Это хорошо, - поставила диагноз Гончарук.
- Мне бы вишнёвого компота с комсомольским пряником, - устало попросил больной. Ему представлялось, что он отбывает смену в пионерском лагере, и зовут его Игорь или Егор, что ему 12 лет, что он измучен поллюцией или полицией, что вот-вот должна из соседнего блока Первого отряда прийти к нему жена Алиса и разогнать к чертям собачим всю эту кодлу в белых халатах с суднами и капельницами наперевес.
Компот с пряниками ему так и не принесли. Сосед по палате, резюмируя работу Минздрава, сказал, точно плюнул:
- Вот она, суровая реальность нашей действительности. Ни пряников тебе, ни компота!
- Ну, и как отсюда сбежать?
- Никак, - после мучительных раздумий сказал сосед, - надо знать пароль.
- А ты знаешь?
- Знаю: "Архипелаг ГУЛАГ". Но ещё нужен ответ.
- Наверное, ответ: "Архимандрит Мадрид". Угадал?
- Угадал, - и после таких же мучительных раздумий сосед добавил:
- Но они были вчера. Сегодня их точно поменяли... На какое-нибудь число, может, дробное, 3,14, например.
Солнце палило, зависнув в оконном проёме. Передвигаться было сложно - от болей отнималась шея и ноги предпочитали тащиться следом по-пластунски, а не спотыкаться под тяжестью плоти.
Не окончательно плохой гражданин дошаркал по коридору до пищеблока, абсолютно уверенный, что там его поджидает вишнёвый кисель с комсомольскими пряниками и упёрся головой в плечо переростка, затянутого рабочим костюмом кулинара. От него пахло манной кашей, клеёнкой и детскими яслями.
- Пароль?! - потребовал фальцетом переросток.
- Шесть.
- Нет, не правильно! Девять! Проходи! - переросток открыл дверь, впустил гражданина в пищеблок и резким движением машинально поправил лифчик под урезанным халатом.
- Баба, что ли? - удивлённый неожиданным открытием, скорее спросил у себя гражданин.
- Есть такое дело, - похвастал переросток: - По всем параметрам прохожу: ягодицами запросто колю орехи, грудями разбиваю арбузы , борщ готовлю, голова не болит, не ропщу, сплю на животе, предпочитаю баню, нет бани, предпочитаю минет...
- Круто! - согласился гражданин: - Но для борща я не дорос. Меня пока ещё допекает пубертатный период и Всесоюзная пионерская организация. Я где-то галстук посеял и значок с костром над башкой товарища Ленина.
- Ты в зеркале-то себя видел, пионер? - посоветовала в спину гражданину Бой-Баба: - Глянь на досуге! Тебе уж лет пятьдесят красный галстук не к лицу. Удавка на шее будет смотреться солиднее. Скорее определяйся с членством в своих рядах!
У не окончательно плохого гражданина, кроме киселя, появилась вторая цель - зеркало. Ещё не зная, хорошо это или плохо - распыляться на две цели сразу - он, заплетаясь в расшаркивании, подобрался к другой двери, где на посту караулила... та же самая Бой-Баба в тонком, прозрачном костюме кулинара из короткой сорочки, лифчика и рейтуз, сползавших до оплывших мякотью коленей.
- Пароль?! - потребовала она.
- Девять! - вспомнил гражданин.
- Нет! Не правильно! Шесть! Проходи!
- Только что было девять.
- Было ли, не было ли... Тебе-то какое дело, пионер? Ходи себе кругами и не задавайся вопросом, почему мне нравится в графическом исполнении поза шесть и девять, - измученная похотью, окатила гражданина упрёком Бой-Баба: - И прочти инструкцию по использованию домашних тапочек, чтобы так громко больше не шуметь, потирая ими полы.
- Берегите метахондрию. И помогайте ей - чтобы герпес вас не замучил, - огрызнулся гражданин, сам не понимая, откуда в голове возникла эта мысль. Может, он -врач? Или микробиолог? Известный миру, как лауреат Нобелевской и Ленинской премий? Впрочем, в отрочестве что только на ум не взбредёт.
Гражданин взял левее, проводил взглядом зашарканную тумбочку, табурет, перевёрнутую "утку" и ударился лбом в зеркало.
- Прибыл! Здравствуйте, на вас! - поздравил он своё отражение.
Я ответил тем же: сбил глаза в кучку и одарил гражданина пристальным, точно матерное слово, взглядом. Мне казалось, что в отражении гражданина я был неотразим.
- В тебе я узнаю мои черты, - признался не окончательно плохой гражданин, со скрупулёзной точностью повторив сказанное мною: - Только в отражении я очень старый. Я не помню себя таким.
Он капризничал, не желая во мне признать себя дряхлым, потёртым, как износившийся талисман, пионером.
Тогда я замкнул лишние нейроны и пустил по резервной сигнальной системе картинку оттопыренного среднего пальца.
Гражданин отреагировал вяло. Его мозг, поцарапанный сенильной деменцией, читал лишь давний и почти забытый знак сжатой в кулак руки размером с царский локоть.
Надо было срочно восстанавливать оперативную память по системе М. Зощенко, как он это делал в Повести о разуме или "Перед восходом солнца".
- Я буду нести всякую околесицу, а ты, пионер, будешь молча соглашаться до тех пор, пока не вспомнишь всё.
Итак:
Моя жизнь - хитрая и коварная бестия. С ней всегда нужно быть начеку, и на её глумливые шутки по возможности отвечать непредсказуемыми поступками.
В магазине из хлеба, мяса и овощей я, прежде всего, выбираю сигареты. И лишь потом подсчитываю, сколько у меня осталось денег на продукты не первой необходимости, но строго после того, как в продовольственную корзину положу бутылку водки.
Иногда, своими выходками мне эту бестию удаётся довести до реактивного психоза. Жизнь затравленно ждёт от меня покаяния, а получает очередной пинок под зад. Кстати, о заднице. Однажды моя задница, не найдя себе за день приключений, то ли от горя, то ли от обиды совсем сникла и невольно проболталась или пожаловалась мне на то, что эта бестия жизнь уже очень давно находится в тайном сговоре с судьбой, и мстят они мне и моему игривому нраву на пару, иначе говоря, тандемом. Так я осознал, что пригрел у себя на груди двух самовлюблённых и самонадеянных заговорщиц, но не роптал и информатора не выдал. (Задница очень просила. А то, мол, обидевшись, подруги перестанут работёнку ей подкидывать. Однако полностью отвести подозрения от информатора своим партизанским молчанием мне не удалось, поскольку подруги знали, что всё я делаю через неё, через задницу, и это незатейливое и прочно скреплённое партнёрство приобрело хроническую форму. Халатность - моя любимая бабушка по линии матери. Лень - тучная прабабка по той же барской линии).
Весной я решил обеих подруг выгулять по прибрежной линии Капселя, заодно слегка попрать обнаглевшую и ожиревшую в последнее время на молодёжных суицидальных синдромах и старческих эвтаназиях смерть. В свой хитон она уже не помещалась. Переползала с места на место, раскачивая, точно квашню, пастозную плоть, тяжело дыша и лениво размахивая литовкой. В этом заключалась вся её кипучая деятельность.
Заднице я пообещал неисчислимое количество разнообразных приключений.
Рано утром, загрузив багажник ненужным барахлом и крайне необходимыми в дороге продуктами питания, я пристегнул ремнями безопасности на заднем диване жизнь и судьбу и заклеил скотчем им рот, чтобы не задавали лишних вопросов и не травили в спину идиотские анекдоты обо мне.
Задница успела спросить о продуктах питания:
- Зачем нам нужно столько водки? На такое количество бутылок нам белочек не хватит.
Жизнь и судьба удручённо хмыкнули в унисон, а я вдавил говорливую сплетницу как можно глубже в кресло и под хриплые завывания Тони Кери, исполнявшего хит "Аллилуя", выехал со двора, прямо по чёрной полосе, заблаговременно, заботливо прочерченной судьбой и убегавшей в юго-западную бесконечность.
Небо готовилось вспучиться и потесниться от еще не решительных и далеко не тугоплавких солнечных лучей, вылизывавших с кунигулусовской страстью горизонт. Трындели птицы, разбирая полёты соседей и поведение кастрированных котов. С балкона второго этажа упал в шиповник сосед Серёга, усердно семафоря на прощание зажжённой сигаретой мне вслед. Стекало в приёмный коллектор обычное утро привычного до рвотных спазм двора. Я газанул дважды в прямом и переносном смысле, притормозил на первом светофоре и глубоко задумался: "Куда меня нечистая сила тянет за нос? Сидел бы дома, на унитазе, попивая кофе с табачным дымом и наслаждался толковым словарём русского мата, выстраивая шёпотом из выражений многоэтажную конструкцию или составляя статистику почивших в Бозе от надрывного ржания".
Был четвёртый день мая. Оставалось два дня до моего юбилея, именин Георгия Победоносца и Дня рождения Зигмунда Фрейда. Надо признаться, из всех перечисленных я был знаком только с первым, а о двух других знал лишь по-наслышке. Больше знакомых, родившихся в один день со мной, у меня не значилось, и спросить было не у кого: " Яко ты, телец, маешься? Сколько дерьма выдерживает твоя бычья шея и сколько за месяц нужно покрыть тёлок, чтобы до конца пятилетки не отправили в забойный цех?" Мучили и другие вопросы, но не меня: две подруги с залепленными скотчем ртами терпели сзади, а третья, придавленная мною, боялась и фонему проронить.
Малую Пургу я проезжал, вспоминая, как в своё время первый секретарь обкома партии П. Марсов, вслед за Леонидом Ильичом, издал свои воспоминания под названиями: "Малая Пурга" и "Вырождение"... И - далее, через границу, въезжая в татарский аппендикс - замечательное двустишие:
"Набирая мелку рысь,
Поезд мчится на Агрызь".
И только после Менделеевска, прокричав в окно куплет забытой мною песни:
"Начертал я целый город
Тридцать улиц, сто
|