Зона комфорта

            Кики́морд шумно ходил за пределами видимости. Были слышны его шаги, кряхтение, покашливание. Иногда он начинал что-то неразборчиво бормотать, словно бы обращался с речью к лесной братии.  Буза́та время от времени выглядывала в окна, но Кикиморда не увидела ни разу.
            Старый Кузна́йпер посмеивался в седой ус.
            — Скромный, однако, женишок попался тебе, Бузя, — иногда говорил он, стремясь шуткой разрядить ситуацию.
            Бузата в ответ не говорила ни слова. Только яростно гремела кастрюлями и сковородками на кухне.
            Так прошёл день, наступил вечер. Шаги, кряхтение и прочие звуки незадачливого жениха по-прежнему раздавались за стенами. В какой-то момент Бузата, томимая царским вожделением, не выдержала и вышла на крыльцо. Кромка леса была в тридцати шагах. Но никакого движения, как и вчера, как и поза, как и в прочий прошедший день, там не углядывалось. Бузата вздохнула. Пышной груди её было тесно в узкой кофточке. Сама она мечтала о материнстве. Начало осени — самое удобное время для зачатия. Но вот Кикиморд... Бузата спустилась с крыльца и сделала шаг в сторону леса.
            — Ки́ки, — позвала она минуту спустя, совсем не надеясь на успех, но (неужели?!) на фоне серых стволов вдруг обозначился силуэт. Это был Кикиморд. Она уже видела его несколько раз — в поле, где он прятался за одинокой берёзой, у реки, куда ходила за водой, на лесной опушке, где созрела вкусная земляника третьего дня. Она с жадностью всмотрелась в него. Он выглядел как настоящий красавец. Длинные волосы, в соответствие с обрядом сватовства, были ровно расчёсаны белыми локонами по обе сторону лица. Борода, как небесная радуга, перевитая прядями разных цветов, свисала почти до земли. Он был в белой рубашке, от чего казался словно бы заключённым в ауру светлого восторга. Росту же он был небольшого. Если встанет рядом с Бузатой, то едва достигнет ей до пояса.
            Сердце у девушки сильно забилось.
            — Кики, — снова сказала она, стараясь, чтобы голос её звучал как можно ласковее, не устрашающе резко и громко, чтобы не отпугнуть жениха. — Милый, а поди ко мне. У меня голубчики свежие для тебя приготовлены. А ещё соляночка с травой и со сметаной. Ты ведь любишь такую, да?
            И (о, чудо, ей показалось так на мгновение) Кикиморд сделал в её сторону крохотный шаг. Но потом вдруг остановился, нерешительно затоптался на одном месте и медленно растворился в сумраке.
            Бузата даже крякнула от досады. Неужели и в эту зиму ей не придётся испытать радости материнства? Что за жених такой невнятный. А, может, он боится? Было ведь однажды — у Сойки, что за Бирючей Падью живёт. Женишок у неё тоже оказался невысокий, худенький, так вот она и свернула ему шею во время любовных ласк — случайно, конечно. Он, правда, жив остался — впал только в продолжительное оцепенение, что, разумеется, не могло не сказаться на его хозяйстве. Весь лес в округе в упадок пришёл. Вороны и волки в нём поселились. Кузнайперы всякие, набивавшиеся к Сойке на ночлег чуть ли не каждый вечер. Несчастье великое, конечно, одного только и было хорошего — успела Сойка Уми́линга зачать. Нынче ему полтора годика уже. Мал, конечно, а всё лето к Бузате в гости бегал — весёлый, светловолосый, с крепкими ножками. Ах, ей бы такого! Или двух... Она ведь совсем не похожа на могучую Сойку. Стройная, пригожая, ласковая. Как нежно она своего суженого любила бы. Ни волосика с него не упало бы...
            Можно было, конечно, проблему решить и по-другому — за Бирючей Падью, ещё дальше, чем Сойка живёт, хуторок есть небольшой — Крыницей его называют — так там, говорят, женихов видимо-невидимо. Выбирай какого захочешь. Вот и смысл на долгую зиму давно уже был бы определён... Но нет, не подходит такой расклад. Негоже лесным владыкой пренебрегать, пусть он и скромен не в меру. Им ведь вместе не одно столетие потом жить. А хозяйству лишний внимательный глаз не помешал бы... Да и не в том дело совсем. А в том, наверное, что у каждого ведь своя зона комфорта. Кикиморд — житель лесной. А Бузата — избяна́я, домашняя. И каждому своя среда обитания милее прочей, какой бы завлекательной та ни казалась. Куда ему без широких дубрав, грибов на весёлых полянах, лесного многоцветья, птичьего пения? А ей куда без утят, несуетливых лю́тиков, чары́жмы? Она снова вздохнула и поднялась на крыльцо. Ничего — время ещё есть. Сладится у них ещё всё... Обязательно...