Идеал недостижим

МЕЧТЫ

1

Странно, он плыл и плыл под дном баржи, а оно все не кончалось. Вопреки всем его расчетам. Он почувствовал, что скоро ему нечем будет дышать, постарался плыть быстрее. Над ним по-прежнему были ненавистные бревна. Он пригляделся… И все понял! Судя по направлению бревен, он плыл сейчас не поперек баржи, а вдоль. Как такое могло случиться? Вадя поплыл поперек баржи. А, может, зря он повернул? Может, теперь этот путь длиннее? Его начинала охватывать паника. Но мальчик не сдавался, отчаянно, из последних сил, работал руками и ногами. И вот кислород кончился. Последнее, что он видел, был светлый квадрат…

– Ну что, оклемался? – откуда-то издалека донесся добродушный голос.

Вадя открыл глаза. Он увидел голубое небо и, прямо над ним, белое кучевое облако. Он ощущал слабость во всем теле. В голове шумело. Вадя огляделся. Он лежал на барже, рядом с прорубленным в ней квадратным отверстием. В отверстии плескалась вода. Возле Вади сидел на корточках мокрый, голый по пояс мужчина. С окладистой бороды капала вода. Он заботливо смотрел на Вадю.

– Везучий ты, паренек. Хорошо, я случаем к люку подошел. Гляжу, ты уже на дно камнем идешь…

– Это вы меня вытащили? – едва слышно произнес Вадя.

– Я. Кто ж еще.

– Спасибо.

«Где я ошибся?» – думал Вадя. Он стал вспоминать…

Они прыгали с крутого берега в Волгу. Это была такая игра – надо было вынырнуть как можно дальше от берега. Победитель определялся большинством голосов. Первым прыгал Степка, белобрысый вихрастый мальчик лет двенадцати.

– Нырну-мырну – где вынырну? – весело прокричал он, разбежался и прыгнул.
 
Его товарищи подошли к самому краю обрыва и с живым интересом смотрели вниз.
Время шло, а белобрысый все не выныривал. Мальчишки забеспокоились. И когда, наконец, далеко от берега над поверхностью воды появилась вихрастая голова, они радостно зашумели.

– Так далеко Степка еще не нырял! – изумился один.

– Никто так далеко не нырял! Даже Вадя.

– Рекорд!

Степка помахал рукой и поплыл к берегу.

Был жаркий августовский вечер. В небе висело одинокое пышное белое облако. Вверх по реке, вблизи холмистого правого берега, на котором они стояли, маленький буксир тащил крупную баржу.

Прибежал запыхавшийся Степка. С удовольствием выслушав похвалы и поздравления, он задорно спросил:

– Слабо, Вадя, повторить?

– А зачем повторять? – с напряженным смехом ответил Вадя. Он был красив, строен, худощав. – Попробую тебя переплюнуть.

Раздались поощрительные возгласы.

Он и Степка проплывали под водой дальше всех. Между ними шло соперничество.

Вадя собрался прыгать.

– Постой, – сказал Степка. – Пусть баржа пройдет.

– Я под ней проплыву, – ответил Вадя. – Нырну-мырну – где вынырну? – Он прыгнул в воду.

Вадя понимал, что рискует, ныряя под баржу. Но если бы он стал ждать, когда она проплывет, это могли расценить как малодушие. Кроме того, она должна была послужить ориентиром. Если бы Вадя вынырнул сразу за баржей, он бы рекорд Степки не побил. Надо было проплыть под водой, как он подсчитал, еще несколько метров. Он должен был превзойти Степку во что бы то ни стало. Вадя Лунин всегда хотел быть первым...

– Ты небось думал, что проплывешь под баржей, – вернул его в реальность голос бородача.

– Ан нет. Буксир-то наш курс изменил. Что б с другой баржей разминуться…  Запомни: никогда под баржу не ныряй.

– Хорошо.

Вольск уже остался позади. Вадя собрался было плыть к берегу, но бородач не позволил. Недалеко от баржи в сторону города плыла рыбацкая лодка. Бородач попросил рыбака доставить мальчика на пристань.

В городе Вадя встретил Степку, Тот просиял, увидев его, живого и невредимого. Лунин кратко рассказал, как все произошло.

– Пойду другим скажу, успокою, – со смехом произнес Степка и побежал по улице.

Вадин домик стоял на окраине Вольска, у самого берега Волги. Лунин успел вернуться домой к ужину. За опоздание бабушка журила. За ужином собиралась вся семья: бабушка, папа, мама и Вадя. Была у него  и сестра, но она умерла от голода в двадцать первом году. Ваде было тогда три года, но что-то он запомнил. Например, как они от голода опухли. Если ткнуть пальцем в щеку, оставалась надолго вмятина.

– Вадя, ты не заболел? – встревожено спросила мама. Он поспешил заверить, что чувствует себя отлично. Про нырок под баржу он никому не сказал.

– Была сегодня на рынке, – заговорила за столом мама. – Приличного мяса не смогла найти. Говорят, в деревнях голод начался.

Сегодня на ужин была стерляжья уха.

– А ведь засухи в этом году не было, – сказала бабушка, высокая, статная женщина со строгим лицом. – Вот плоды так называемого раскулачивания.
Бабушка была дворянкой. Ее отец, полковник, воинский начальник, владел двухэтажным особняком в городе Лаишеве. В девятнадцатом году особняк по не совсем понятной причине сожгли белочехи. В юности бабушка влюбилась в мещанина, мелкого чиновника. Полковник, человек по натуре мягкий, вначале был против такой партии, но в конце концов смирился с выбором любимой дочери. Они поженились. Их единственный сын Александр, отец Вади, окончил коммерческое училище, служил до революции бухгалтером у братьев Нобель. Это один из них учредил Нобелевскую премию. Сейчас он работал главным бухгалтером кожзавода. Мама была домохозяйкой. Она хорошо шила. Брала на дом заказы, внося свою лепту в домашний бюджет. Ее отец происходил из крестьян. Разбогател, сплавляя лес по Волге. Стал купцом первой гильдии. В пятнадцатом году разорился. Александр Андреевич и Екатерина Дмитриевна были красивой парой.

Про дворянское происхождение бабушки никому не говорили.

Папа стал бабушке возражать. Она всегда коммунистов критиковала, а он защищал. Хотя сам был беспартийным. При царе его не взяли в армию из-за узкогрудия. В гражданскую войну он вступил в Красную армию добровольцем.

Вадя поддерживал папу. Он верил, что советская власть всегда права. Ленин был для него кумиром. Мама политикой не интересовалась.

Наконец, сошлись на том, что после революции легче всего жилось при нэпе.

После ужина, как это нередко бывало, стали петь. Пели русские народные песни, классические романсы, арии из оперетт. Папа аккомпанировал себе и другим на пианино. У него был прекрасный слух.

После музицирования Вадя ушел к себе. У него была своя комнатка. Сколько он в ней перечувствовал! Прервав чтение какого-нибудь романа, он вскакивал и ходил из угла в угол. Чувства переполняли его. Он сопереживал героям книги как живым людям. Даже сам в воображении вмешивался в их судьбу. Вадя уже прочел большинство знаменитых произведений классической литературы.

Еще больше его волновала музыка. Она почти не умолкала в висевшем в коридоре репродукторе. Ему нравились и произведения серьезной музыки, и песни – русские и украинские народные, неаполитанские, советские. Услышав любимую мелодию, он замирал и сидел, не шелохнувшись, до последней ноты. Затем, под сильнейшим впечатлением от услышанного, начинал метаться  по комнате. И мечтал…

Больше всего Лунин мечтал о подвигах. Поэтому, наверно, и поплыл под баржей. Он верил, что рожден для великих дел.

2

Наступили тяжелые времена. Разразился голод.

Вадя был заядлым грибником и рыболовом. Теперь эти две его страсти оказались как нельзя кстати. С наступлением зимы стало труднее. И все же положение в городе не шло ни в какое сравнение с положением в деревне. Там голод свирепствовал.
Они все очень похудели. Но мама замечала только худобу Вади.

– Как ты исхудал, сынок! – вырывалось у нее иногда.

Он бодро отвечал:

– Мама, это ничего. Хуже будет, если я начну полнеть.

Она понимала его шутку и слабо улыбалась.

Однажды после скудного ужина бабушка прочла вслух письмо. Она получила его
из деревни, от своей знакомой, бывшей графини. Они вместе учились на Бестужевских курсах. После революции графиню, бездомную и нищую, из-за ее происхождения нигде не брали на работу. С большим трудом ей удалось устроиться в сельскохозяйственную артель свинаркой. Она стала местной достопримечательностью. Специально приходили повеселиться, посмотреть, как графиня, в замызганной одежде, грязная, возиться в хлеву. Тяжелее всего было переносить эти разглядывания и ехидные замечания. В то время ей часто приходила мысль о самоубийстве. Но в местной школе не хватало педагогов, и графиня устроилась учительницей. Для нее это было счастьем.

Они с бабушкой эпизодически переписывались.

Страшным было это письмо. Графиня описывала голод в их деревне. Она называла три причины голода: раскулачивание, коллективизацию и, главное,  хлебозаготовки. У колхозников забрали все зерно. Их допрашивали, били, требовали признаться, где они спрятали зерно. В их колхозе умирают каждый день. Хоронить некому. Всех кошек и собак съели. Было два случая людоедства. Тех, кто уходит в город, ловят и возвращают.

Бабушка закончила чтение. Все потрясенно молчали.

– Я видела таких беженцев. Возле  собора,  –  с  болью  в  голосе  заговорила  мама.

– Муж с женой и дети. Две девочки, два мальчика. Еле ноги передвигали. Лица заплыли. Глаза-щелочки. Я им денег немного дала.

– Как может власть так относиться к своему народу! –  вдруг возмущенно воскликнула бабушка.

Она повернулась к сыну, как бы ожидая ответа.

– Перегибы на местах, – произнес он. – Арестовывать надо таких руководителей. В позапрошлом году Сталин написал статью «Головокружение от успехов» о перегибах при коллективизации. А это перегибы при хлебозаготовках.

– Учительница биологии говорит, что  неурожай был, – вступил  в  разговор  Вадя.
– Пшеницу какая-то болезнь поразила.

Бабушка с сожалением посмотрела на обоих. Сказала лишь:

– Аня всегда смелой была. Если бы это письмо попало к органам, ее, без сомнения, арестовали бы.

– Уничтожить надо письмо, – смущенно сказал папа.

– Непременно.

В самый разгар голода Вадя влюбился в одноклассницу Клаву Сердюк, красивую, умную, энергичную девочку, отличницу и активистку. Ее отец, до революции рабочий Путиловского завода, занимал в Вольске важный партийный пост. Она казалась ему совершенством. Это была его первая любовь. И любовь безответная. Он нравился многим одноклассницам, но Клава была к нему равнодушна. Она вообще не обращала на мальчиков никакого внимания. Признаться в любви он не решался. Боялся, что Клава поднимет его на смех. И Вадя решил покончить с жизнью. Способ выбрал оригинальный. Он хотел сам себя задушить. Обвязал полотенце вокруг шеи и стал изо всех сил тянуть концы в противоположные стороны. И вскоре потерял сознание… Очнулся на полу. Ныло  ушибленное плечо. Он услышал голос мамы. Она  звала к столу. Вадя быстро поднялся, развязал полотенце и пошел ужинать. Больше он уйти из жизни не пытался.

Любовь кончилась внезапно.

Это произошло на большой перемене. Вадя вышел вместе со всеми в коридор, но вскоре вернулся. Он только что придумал одну шутку. Вадя любил развеселить одноклассников. Для шутки нужен был мел. В классе находились лишь  Клава и учительница истории.

– Ирина Аркадьевна, Маня Степанова хает советскую власть, – приглушенным голосом говорила Клава. Та холодно смотрела на нее. – Мол, в голоде она виновата… – Клава увидела Вадю и