07. Почтарский Мост. Глава 6. Федор. Эмиграция

Глава 6

Федор. Эмиграция



Ранним утром, больше, чем через четверо суток после отплытия, часть перегруженных людьми, вооружением и всяким скарбом кораблей причалили в порту Константинополя. Корабль, на котором плыл Федор, был одним из первых из вереницы судов, отплывших из Крыма в последний день эвакуации и прибывших в Малую Азию. Говорили, что в порту будет обязательный карантин, и вероятно даже на несколько дней никому не будет разрешено сходить на берег. Но в первый день карантин так и не был объявлен.

Желания сходить на берег Федор не испытывал, но времени до отплытия во Францию согласно изначальным планам, было больше суток. Кораблю нужно было заправиться горючим, загрузить на борт продукты, необходимые грузы и получить окончательное подтверждение из Франции, что там готовы принять беженцев из России. По крайней мере, именно так это представлялось Федору и всем окружающим его. И, хотя, всем солдатам и унтер-офицерскому составу был дан формальный приказ не рассредоточиваться по городу, что конкретно он значил, не понимал никто. Как никто уже не видел смысла подчиняться ему.

Долгие часы качки с непривычки к морю, физически утомили его. За исключением первой ночи, когда разразился шторм, море было спокойным все четверо суток, что они плыли до Константинополя. И, хотя Федор просидел почти без движения на палубе большую часть световых дней, кутаясь в шинель, чувствовал он себя до смерти уставшим. К тому же хотелось спать. Спать, не при постоянной качке, а на твердой земле.

Но лишь только из-за облаков показалось южное, более яркое, чем в Крыму, солнце, он испытал пусть и недолгий, но неожиданный подъем сил. Прошлое осталось в прошлом, и нужно было продолжать жить. Он грустно улыбнулся, смотря на Константинополь, раскинувшийся на побережье сколько хватало глаз. Опять вспомнилась Одиссея Гомера, и он подумал, что не так уж разнилась его судьба с судьбой царя Итаки.

Долгая и, казалось, бесконечная война закончилась и теперь уже его, спустя три тысячи лет после Троянской войны, ждало путешествие длиной в целую жизнь. Разве что Одиссей плыл к себе домой, а Федор прочь от дома. Но никто, кроме Господа не знал, к какому берегу его теперь прибьет, и где он найдет новый дом, если власть в России не сменится и Федор не сможет вернуться в родное село.

Он отошел подальше ото всех пассажиров, вышедших на палубу, и помолился за свою семью, оставшуюся дома, прося для них сил и здоровья. Помолился за всех, кто остался в России и за всех убитых за последние годы, прося для них только мира и покоя в Царствии Небесном…




Большинство окружающих Федора, решили сойти на берег и осмотреть город. Не зная куда идти, все единогласно выбрали конечной точкой маршрута Собор Святой Софии. Несмотря на то, что главный византийский храм был давно переделан в мечеть, увидеть Айя-Софию хотелось всем, включая и Федора.

Где-то в глубине души Федора кольнуло все еще обостренное чувство долга. Все же приказ не расходиться по городу был дан, и его никто не отменял. Но не было уже ни страны, которой он давал присягу, ни армии, в которой он служил. Осталась лишь внешняя, формальная часть армейской атрибутики – форма, оружие и остатки былой дисциплины. После недолгих размышлений, он легко преодолел остаточные моральные колебания. Не видя смысла оставаться на борту, Федор присоединился к группе знакомых солдат и сошел с ними на берег.

Единственным опасением было только то, что корабль мог отплыть без них, но для себя Федор решил, что нескольких часов на берегу ему вполне хватит, чтобы осмотреться и вернуться обратно до наступления темноты. За несколько месяцев в порту Севастополя, он уже научился определять сколько времени может занять загрузка корабля и подготовка к отплытию, потому был относительно спокоен за ближайшие часы.

Свежим взглядом, как часто бывало с ним в незнакомой и новой местности, он осмотрел своих армейских попутчиков. Остатки уже несуществующей армии. Сначала Императорской, потом Добровольческой, потом объединенной армии Юга России и, наконец – на последнем издыхании – переименованной бароном Врангелем в Русскую Армию, словно само название могло придать уже умирающему организму дополнительных сил.

Кем они были сейчас, было уже неясно. В армейской форме, но уже даже не часть фактически распавшейся армии. Люди, пока еще сплоченные одной бедой в ограниченном пространстве корабля. Без понимания своего будущего. И даже еще не эмигранты. Словно зависшие между небом и землей души. Уже не те, но еще не эти…

В груди тоскливо защемило от невеселых размышлений, но Федор собрался с мыслями и дал себе слово больше не поддаваться хандре. И без того слишком много сил он потратил на тяжелые и пустые размышления, которые так и не привели ни к чему. Надо было как-то продолжать жить, и тоска по родине и хандра были тут плохими советчиками.

Пока он уже привычно препарировал свои мысли и эмоции, товарищи его ушли далеко вперед. Федор еще раз повернулся, посмотрел на корабль у причала и быстро зашагал вслед за всеми.




Константинополь уже больше двух лет находился под контролем британцев и французов, как и пролив Босфор. Повсюду в городе были вывески на французском и английском. Впрочем, не говоря ни каком языке, кроме русского, Федор лишь приблизительно различал между ними разницу, да, и то, скорее, на интуитивном уровне.

Город казался бесконечным, с непривычными глазу переплетениями культур за тысячелетия существования здесь человеческих поселений. Но всюду чувствовалось вросшее глубокими корнями в эту местность христианство. И это успокаивало Федора чем-то привычным, на чем можно было остановить взгляд. Архитектура, многие лица на улицах, да и сама атмосфера города не казалась такими уж чуждыми, какими он подспудно ожидал их увидеть. Возможно, дело было в ярком утреннем солнце и свежем воздухе, которые добавляли городу таинственности и очарования, но Федор не чувствовал ни явной опасности, ни напряжения от нахождения в новом месте. Турки почти поголовно были в фесках – национальных головных уборах. Редкие гражданские европейцы были одеты в костюмы с непременными канотье или федорами на головах.

Взгляд Федора, привычный к постоянному скоплению вокруг него армейской формы, сразу выделил количество британских и французских военных. Говорили, что где-то в Восточной части Константинополя был расквартирован еще и итальянский гарнизон, но за весь день они так и не увидели ни одного итальянского мундира.

Порт, даже по сравнению с портом Севастополя, был огромен и подавлял не только размерами, но и количеством кораблей. Хотя, и этому было вполне разумное объяснение – в порту Константинополя, помимо привычного скопления судов, стояла еще и большая часть российского военного и торгового флота из Крыма. Более того, корабли с беженцами все еще продолжали прибывать.




За день они обошли почти всю старую часть города. Не заходя внутрь, осмотрели монументальную постройку Храма Святой Софии, прошли по набережной и пару раз даже заблудились, потеряв направление. И все время старались держаться вместе.
Но русскоговорящих в Константинополе было много и после нескольких объяснений прохожих, география города им стала более или менее понятна. Пока еще у каждого оставались деньги, они несколько раз останавливались возле уличных торговцев, чтобы попробовать восточных сладостей и попить чая. Но лишь день начал клониться к вечеру, они сразу же решили вернуться на корабль, чтобы по темноте не заблудиться в незнакомом городе.

Весь день разговоры велись на общие темы, но больше всего о быстром возвращении домой и о том, что Советы не продержатся и пары лет, как государство, построенное на очевидном обмане и терроре. И уже через несколько минут, в радостном возбуждении строились планы на дальнейшую жизнь за границей. Люди еще не до конца пришли в себя от того, что, сумели живыми эвакуироваться из Крыма, и теперь сознание у большинства было раздвоенным. С одной стороны, все надеялись на скорое возвращение в Россию, с другой, уже примеряли на себя новую европейскую реальность.

Федор, как обычно, больше молчал и смотрел по сторонам. Желания поддерживать пустые, по сути, разговоры, не было никакого. Похоже, как никто другой в их группе, он наиболее полно отдавал себе отчет, что в ближайшие годы путь домой им заказан. В очередной раз он вспомнил фразу Деникина о потерянной стране и проигранной войне. Но сейчас желания поддаваться привычной русской тоске, не было никакого. Потому, слушал он своих сослуживцев вполуха, переключив все внимание на архитектуру и ритм жизни Константинополя…




Уже в вечерних сумерках, недалеко от порта они увидели, как двое французских солдат тащили куда-то сильно пьяного и упирающегося русского унтер-офицера. Лицо у унтер-офицера было разбито, как и у одного из французов. Идти тот никуда не хотел, шумно и пьяно матерясь и требуя, чтобы его отпустили. Но французы его не слушали и насильно тащили, удерживая под руки.

Унтер-офицер был незнакомый, но достаточно было того, что был он русский и в военной форме. Их было девять человек, и они перегородили французам дорогу. Унтер, увидев своих, обреченно и шумно обрадовался и, хотя и был жутко пьян, но еще не до конца растерял рассудок.

- Братцы, помогите Бога ради! Тащат куда-то ироды, сил нет с ними справиться.

Французы в нерешительности остановились, но унтера из рук не выпускали. Трое из группы Федора шагнули навстречу французам, но те потянулись к кобурам с пистолетами на поясах. Все трое остановились. Слева от Федора, долговязый солдат вытащил откуда-то из глубин своей шинели револьвер. Еще двое вытащили штыки. Федор и не подозревал, что часть из них вышла на прогулку вооруженной. Французы сделали шаг назад, но слабо сопротивляющегося унтера из рук все так же не выпускали. Долговязый сделал шаг вперед и поднял руку с револьвером, направленным на французов.

- А ну пусти его!

Один француз повернулся ко второму и что-то быстро сказал ему. Второй примиряюще приподнял руку и показал на унтера.

- C'est un soldat de la Légion Étranger française!

Изо всех слов понятным было только слово “солдат”. Долговязый все так же держал французов на прицеле.

- Я вижу, что солдат. Да, не твой, а наш.

Французы, судя по всему, тоже не поняли долговязого, но угрожающий жест был понятен на любом языке. Они переглянулись между собой, перекинулись несколькими короткими фразами и одновременно выпустили унтера из рук. Тот, лишенный поддержки, сразу опустился на мостовую и схватился руками за голову.

Один из французов примиряюще поднял руку. Оба сделали несколько шагов назад, не поворачиваясь к русским спиной. Отойдя на несколько метров, они развернулись и быстро исчезли в ближайшем переулке.

Все вместе они обступили незнакомого унтера. Тот поднял к ним пьяное и разбитое в кровь лицо.

- Спасибо, братцы, что в обиду не дали. Чуть не утащили к себе нехристи.

Пьяными и неуверенными жестами, он вытирал ладонями кровь с лица. Долговязый сел перед ним на корточки.

- Куда тащили то они тебя?

- Да, не знаю я. Не понимаю я по-ихнему.

- С какого ты корабля?

- С “Георгия Победоносца”…