Бабу Дуню хоронили, что называется, всем миром. Гроб несли на руках от дома до кладбища, а следом шла бесконечная вереница людей – родственники и пациенты. Я не знаю друзей своей бабушки, их в общем понимании этого слова, наверное, и не было. Она любила всех, и в ее отношении к людям и людей к ней было, что-то большее, чем дружба. Она лечила молитвами. Исцеляла.
Я помню еще в детстве, как у дома стояли машины с номерами из разных областей и даже республик Советского Союза. Мы, ее внуки, я, мой старший брат Вова и двоюродный Юра, воспитанные в атеистической советской школе не верили ни в бога, ни в черта, ни тем более в исцеляющие молитвы собственной бабушки. «Нет пророка в своем отечестве».
Денег она за лечение не брала. Принимала помощь продуктами. Сама гнала самогон и делала чудное домашнее вино из Изабеллы.
Много позже мы с Ольгой, моей женой в то время, на лето переехали в Калабадку, на нашу семейную дачу на Азовском море и в соседнем автокемпинге «Лето» открыли массажный кабинет. Ну как кабинет, сняли в аренду небольшой вагончик, поставили массажный стол, вооружились детским кремом и одели белые халаты. Ольга в то время работала массажисткой в кооперативе «Здоровье», она пригласила в гости хозяйку «Здоровья», Татьяну, а ты быстро сообразив, что летом лучше окучивать немощных в курортной зоне, предложила идею салона в кемпинге. Дело пошло довольно сноровисто. Меня научили измерять давление, нацепили на шею стетоскоп и посадили на прием больных. О медицине, в то время я знал по фильму «Собачье сердце» и по прививкам в школе и армии.
Ольга с Таней, пахали с утра до вечера, в день зарабатывая, столько сколько в то время рабочий получал на заводе за месяц. Однажды мне принесли рентгеновский снимок сломанной кисти, я долго изучал снимок вверх ногами и назначил, естественно массаж этой самой кисти. В кемпинге почему-то считали, что я и есть самый главный врач в этой компании. А я следовал простой медицинской доктрине – «не навреди», нахватался медицинских терминов, неплохо их складывал в предложения, а когда вообще не врубался в диагноз, глубокомысленно говорил:
- Данных, конечно, не достаточно, надо бы провести детальное обследование… Хорошо, я посоветуюсь с коллегами.
И назначал общий массаж всего больного. И не повредит и прибыльно.
Когда мы перемяли весь автокемпинг и часть соседних баз и поток страждущих стал иссякать, Татьяна провела обход и раздала приглашения на лекцию о пользе массажа. В то время, да и сейчас, Калабадская полоска моря, от станицы Голубицкой до Пересыпи не отличалась сильно развитой инфраструктурой развлечений. То есть, было море, пляж и все. Только наша троица в белых халатах. В столовую, где проходила лекция, битком набилось баб, мужики нашу затею демонстративно игнорировали.
Татьяна уже подходила к концу рассказа о целительных свойствах массажа, и люди уже понимали, что вылечить можно все при помощи рук и крема, когда одна любопытная бабенка спросила:
- А от алкоголя мужиков вылечите?
Таня замялась:
- Алкоголь, знаете, несколько иное заболевание…
Но ее перебили:
- А вот по телевизору показывают, что гипнозом все, мол, лечат.
В то время по нашему ТВ показывали всякие чудеса с Кашпировским и Чумаком. Они заговаривали воду через экран, вводили в транс целые залы и излечивали все неизлечимое. Не знаю, что нашло на Таню, видимо финансовый спад, но она вдруг выдала:
- А вот Иван Анатольевич у нас гипнотизер. Он может.
Я ошалел, но брови сдвинул. Честь флага превыше всего.
- Он недавно закончил курсы психофизического воздействия и уже успешно практикует. Можете записываться прямо сейчас.
- А сколько стоит?
Таня посмотрела на баб, потом на меня и выдала астрономическую по тем временам сумму.
- 25 рублей сеанс, - и добавила, - в 90 процентах случаев достаточно одного сеанса.
«Сдурела баба, - подумал я, - Ну и слава богу, никто не придет». Ан, не тут-то было. На святое дело нашлись заначки, и к концу лекции записалось человек десять.
Вечером мы с Таней крепко выпили, поругались, помирились, обсудили детали и утром, с бодуна, я начал психологически воздействовать, на таких же, как я, похмельных бедолаг.
Женщин я выставлял за дверь и работал с пациентом с глазу на глаз. Сначала я выспрашивал всем известные вещи про бессонницу, галлюцинации, проблемах в семье и на работе. Из ответов понимал, что большинство из них пьет значительно меньше и реже меня, и без особо тяжких последствий. Но… гулять так гулять, лечить так лечить. Я вызывал в кабинет супругу больного и, довольно толково, как мне казалось, объяснял, что ставить код на полный запрет прямо сейчас никакого медицинского смысла нет, тем более, что я не смогу наблюдать пациента в долгосрочной перспективе и возможен рецидив. Слова «долгосрочная перспектива», «рецидив» и стетоскоп на груди действовали безотказно. Я снова удалял женщину из кабинета, давил большими пальцами на глазницы, нажимал на болевые точки на висках и «ставил код» на снижение потребления алкоголя. И все были счастливы. Мужик потому, что понимал, что прямо вот сейчас в отпуске бросать бухать не надо, женщина потому, что он согласился и процесс начался, а кооператив «Здоровье», ну тут понятно…
Что интересно, позже приходили жены пациентов и благодарили. Утверждали, что мужики после сеанса пить стали гораздо меньше и как то приличней. Я сдвигал брови и говорил, что все правильно, процесс пошел, вы, мол, на них не давите, будьте мягче, сговорчивей и проч. Сам я со временем пить стал больше и серьезней и все симптомы, о которых выспрашивал мужиков, испытал на себе. Господь ничего не прощает и в наших сделках с совестью не участвует.
И вот к нам на дачу приехала баба Дуня. Она вообще любила поездить. Зимой, закончив хлопоты с огородом, садилась в поезд и ехала по родне. В Архангельск, Вологду, Шахты… Путешествовала она в общих вагонах. За трое суток пути ее знал, не то, что весь вагон, весь поезд. Когда мы ее встречали на станции Кипелово провожать выходил весь вагон. Ей совали в руки бумажки с адресами, звали в гости, прощались, чуть ли не в плач.
Приехав на дачу, двухкомнатный вагончик в десяти метрах от берега, она посмотрела на море и сказала:
- Уезжать надо. Затопит тут все на...
Баба Дуня ругалась матом красиво. Не всем это дано. Речь ее при этом не грубела, а делалась сочной. Сам мат в ее устах переставал быть матом и становился метафорой. Она осталась на три дня. Место это и теперь стоит и не затонуло. Но я вспоминаю историю про Иоанна Кронштадтского. Приехав в какой-то российский город, он отказался выйти из вагона и говорил, что-то вроде: «Вода, вода кругом, нельзя, все затопило». Тогда никто ничего не понял, сухо было все вокруг, а через несколько лет смыло наводнение и станцию и город. Не все так просто с нашими святыми. И кто знает, что будет с Калабадкой со временем. Один раз ее уже сносило ураганом. Только несколько домом осталось.
Бабушка осталась, а к нам, принимая нас за реальных медиков, время от времени приходили люди с жалобами на здоровье. И вот, когда у нас была баба Дуня, пришла женщина с пацаненком лет семи. Мальчик вторую неделю маялся животиком, понос, рвота, почти не ел. Мамаша измаялась с врачами и лекарствами и пришла к нам. А тут у нас бабуля. Выслушала она мамашу, налила в баночку воды, ушла в вагончик. Потом позвала мальчишку и закрылась с ним на пол часа. Из вагончика доносилось невнятное бормотанье, бабушка читала молитву. Потом вышла отдала баночку с водой мамаше, там еще оставалась половина и сказала:
- Он поспит еще немного. Как проснется, забирай, а вечером перед сном пусть водичку всю выпьет.
Через день, когда бабушка уехала, пришла женщина, счастливая. Конфет принесла, пробовала денег дать, мы не взяли, знали, что нельзя, не берет баба Дуня. Говорит, - Все сделала как бабушка сказала, выпил он водички, всю ночь спал крепко, а утром веселый, здоровый, поел хорошо и купаться побежал. Верно говорят, - как бабка пошептала. Так первый раз я видел, как лечит бабушка.
Жизнь у бабы Дуни, как и у всей страны, тяжело складывалась. Отец ее, мой прадед, был коннозаводчиком в Луганской области Украины. Владел изрядным поместьем. Жил зажиточно. После революции семья разделилась на красных и белых. И все же брат-чекист пришел к Николаю ночью и сказал:
- Уходи, брат. Утром вас заберут. Не хочу твоей крови. Уходи.
Николай поднял семью. В ночь пошли в Ростовскую область. Сначала гнали весь скот – лошадей, коров, овец. Потом бросили, поняли, не уйти со стадом. Убьют.
Долго маялись по стране. Всплыли в Вологодской губернии, деревне Семигородняя, Харовского уезда. Деревня жила лесом. Лес валили, пилили, делали доску, шпалы. До сих пор помню улицы Семигородней. Тротуары из доски пятерки, а дороги засыпаны опилками толстым слоем. Гоняли по ним на мотоциклах. Дороги были мягкими и ухабистыми. Яма, бугор, яма, бугор. Как на американских горках. Дух захватывало. Там же на речке троюродные братья научили нас с Вовкой плавать. Обучение было простым. Выплывали на плоту на середину реки и сбрасывали нас с плота. Захочешь жить – поплывешь. Жить тогда хотелось сильно.
Мужа бабушки, моего деда Ефима, репрессировали перед войной. Он был железнодорожником, причем не рядовым, а то ли мастером, то ли инженером. Железный нарком Каганович наводил порядок на железке, оптом сажая «вредителей» - инженеров, мастеров, стрелочников, начальников путей.
Осталась бабушка, а в то время, совсем не бабушка, а молодая, красивая баба с четырьмя детьми, детьми врага народа. Стирала, шила, убирала по домам, к вечеру зарабатывая на чугунок каши. Каша томилась в печи, когда, иной раз приходили сельсоветские активисты и со словами, «что жрать собрались враги народа» выбрасывали кашу в огонь, на глазах четверых голодных детей. А бабка пахала и не озлоблялась. Иной раз выходила в круг на вечеринке деревенской и тогда расступался народ. Танцевала баба Дуня как жила – искренне, весело, от души, с надрывом иногда. Лихо плясала, после дня труда тяжкого.
Так в труде, песнях и плясках по субботам и пережила она войну, разруху, голод.
Как-то утром, в марте 53 го, месила бабуля тесто для хлеба. Прибежала соседка, вся в слезах с рёвом:
- Дуня, Сталин умер.
- Ну и хрен с ним, - спокойно среагировала баба Дуня.
- Да ты что?! Как же жить то теперь будем?
- Да как жили, так и будем жить. А может еще и лучше.
Я не знаю, когда бабушка начала лечить людей. Я только знаю, откуда то, что иначе и быть не могло. Очень многое тогда пережил народ. Страшно сказать, сколько погибло людей, сколько озлобилось, сколько совестью своей поступилось. Но тех, кто выжил, выстрадал и зла в душе не накопил, отмечает господь и награждает. В этом Вера Православная, а не в обрядах и службах поповских.
Выпить баба Дуня любила, но пьяной я ее никогда не видел. А вот под шофе, навеселе бывала частенько. Любила она петь, а слуха не было напрочь. Она себе купила гармошку-двурядку.
это как?
Мир ее праху!