- ...и тогда купец, - продолжила Шахразада.
- Довольно! - прервал ее царь Шахрияр. - Сказка забавная, и ты продолжишь ее следующей ночью. И, пожалуй, сегодня я сохраню тебе жизнь. А теперь я расскажу сказочку про купца... Итак, слушай. Мучимый бессонницей, решил я однажды побродить по ночному Багдаду.
- Как халиф Харун-ар-Рашид? - уточнила Шахразада.
- Ну да, как он, - несколько раздраженно ответил Шахрияр. - Не все же ему одному шататься по городу. Встаю, значит, с ложа, надеваю трусы...
- С вышитым зайцем?
- Нет, с вышитой веселой уточкой.
- Ага.
- Что - ага?
- Да ничего. С уточкой так с уточкой. Тем более, что я сама вышила.
- С веселой уточкой.
- Это важно?
- Все, что касается меня, чрезвычайно важно.
- О да, повелитель правоверных!
- Ну вот, надел я, как водится, купеческое платье и вышел из дворца. Вижу, визирь за мной увязался. Говорю ему: "Пошел прочь!" А он, хоть и отстал, а все равно за мной ковыляет. Тогда я закричал: "Собака среди визирей! Не смей мне противоречить! Иначе - горе тебе!" Смотрю - отстал.
- Заклинаю тебя Аллахом, о господин мой, продолжай! - воскликнула Шахразада.
- Продолжаю. Ну, иду я по ночному городу, по сторонам смотрю и вдруг зачесалось у меня - то в одном месте, то в другом, в ухе засвербело.
- В правом или в левом?
- Да какая разница!
- Никакой, о царь времени!
- В общем, захотелось мне помыться, и я двинул в баню.
- В баню?
- Да.
- Разве они работают в это время?
- Золото все открывает.
- О да, счастливый царь! Позволь тебя спросить, - это сказка?
- Это сказка.
Шахразада улыбнулась.
- Что тут смешного? - рассердился царь. - Имею я право рассказать сказку от первого лица?
- Ты можешь, о безупречный царь, рассказать как от первого, так и от последнего.
- Я хочу от первого лица единственного числа!
- Как тебе будет угодно, о справедливый повелитель! В грамматике я не сильна.
- Ладно. Итак, захожу я в баню. Раздеваюсь. Снимаю свои любимые семейные трусы с вышитым спереди зайцем...
- Я думала - с уточкой.
- В последний момент, я решил надеть с зайцем. В конце концов, почему бы и нет! Тебя это смущает?
- Нисколько, о владыка веков и столетий!.. А что было вышито сзади?
- Сзади ничего не вышито.
- Что ж... Я займусь этим.
- Еще раз перебьешь, прикажу отрубить тебе голову.
- Внимание и повиновение! Ни слова больше.
- Тогда внимай. Как я уже говорил, снял я трусы... С зайцем! С зайцем! И не вздумай что-то сказать, если тебе дорога жизнь!
- Молчу.
- Гм... Осматриваюсь. Вижу, рядом с жаровней бутыль плетеная стоит. Вынул пробку: как из нее дым повалит - чуть не задохнулся. Вылезает из той бутыли джинн и начинает реветь, как недорезанный:
"Зачем ты вызвал меня, презренный! Трепещи же! Ибо я в ярости!.. Впрочем, я должен, как это ни прискорбно, повиноваться тебе. Итак, чего же ты хочешь?"
А тут приходит хозяин бани и требует с меня плату. Наглец! Сейчас, говорю, будет тебе достойная плата. "Джинн, - приказываю я ему, - преврати этого урода в... Хотя он так уродлив, - во что его не превращай, уродливее от этого он не станет. Преврати его, ну скажем, в кусок хозяйственного мыла..." - "Слушаюсь и повинуюсь!" - отвечает джинн. Гляжу - и правда, передо мной кусок мыла. "Отлично сработано, джинн, - похвалил я его, - одним идиотом стало меньше. А теперь исчезни!"
И когда он со свистом завихрился в бутылку, вижу, входит в помещение человек, с виду на медведя похожий, с большой русой бородой, в шапке-ушанке и с веником в руке. Так я познакомился с русским купцом Еремой, который уже на следующий день должен был уезжать на свою далекую родину. Разговаривал он со мной без толмача, весьма бойко, ибо охоч был до языков иноземных и способности к тому имел немалые.
Объяснил я ему, как в такое позднее время очутился в бане. А вышло так, что охватило меня желание среди ночи посмотреть, как живут и о чем дышат мои подданные. И что меня сильно удивило, оказалось живут и дышат. Ну, и обрадовало, конечно. Да будет превознесен и прославлен великий Аллах, и пусть он творит. что хочет!
И вот, гуляя по ночному Багдаду, сильно я запылился, и возмечтал смыть с себя грязь, а потому и оказался здесь.
- А я вижу - заведение открыто, - в свою очередь объяснился русский купец. - И не устоял. Страсть, как баню люблю. До умопомрачения. Вот и сейчас... И где я только не бываю по делам купеческим, в какой город не попадаю, первым делом спрашиваю - где баня? Восток, конечно, дело тонкое, но до наших Сандунов вам ой как далеко! Да... Дом, милый дом!
Вот и веник всегда с собой во все путешествия беру, как похлестаться охота возьмет... вспомнить, что такое настоящая баня. Бывало, дома напаришься до одурения, да банщик по тебе пройдется, - намнет спину и бока, места живого, паразит, не оставит, пивка хватишь... и лепота наступает, словно сам в воздуся возносишься. Потом у цирюльника щетину сбреешь, да тройным одеколоном обольешься, мозоли трудовые срежешь, и чувствуешь - здесь он, рай, на земле!
А уж когда достанешь из кармана потайного мерзавчика, огладишь его любовно, выпьешь, крякнешь от наслаждения, огурчиком хрустнешь малосольным, крепеньким - так и слов нет!
Здесь русич засуетился, бросил свой веник, вышел, скоро вернулся, держа в одной руке бутыль, только не плетеную, а в другой - два призывно звякнувших граненых стакана. Широко улыбаясь, он сказал:
- А вот и она, родная, как и веник, всегда со мной. Эх, жаль, что огурцов соленых нет, да капустки квашеной! Милое дело!
- Что за диво, о которым ты говоришь? - спросил я.
- Ну, если ты не пробовал ни того, ни другого, то никакого дива ты и не видывал, - ответил он. - Еще бы грибка, подлеца, на вилку нацепить...
- Подлеца?.. Это я понимаю. Но вот в остальном...
- Ладно, купец багдадский, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
- Ты говоришь загадками, русич.
- Да какие тут загадки... А вот недавно история со мной приключилась, так действительно загадочная.
- Расскажи мне, купец, свою историю. Ибо я очень люблю истории, и так мы в приятности проведем время.
- Тогда слушай. - И русич, опорожнив свой стакан, нутряно ухнул, вытер рот рукой, и стал рассказывать. - Как я тебе уже говорил, я большой любитель бани. Веники вожу с собой дубовые... А впрочем, про это я тоже говорил. Ладно, дело не в этом, дело в следующем...
Дошли до меня слухи, что в неком городе есть лиловая баня. И перед входом в ту баню, если прислушаться, будто поют внутри. И кто в нее заходил, оттуда уже выходил совсем другим человеком. Вроде, как в уме повреждался, и к тому же - речь терял. И из города ему никак не выйти; дойдет до его крайних границ, и что-то не пускает дальше, так и вернется назад. И много там таких.
Взяло меня любопытство на это чудо. Захватил я с собой партию товара, и отправился в тот город. Прибыл наконец, остановился в караван-сарае, и сразу - на поиски бани. И кого не спросишь - молчат. Значит, думаю, в той баньке побывали. Еще пуще захотелось мне ее разыскать.
Ходил-ходил. И нашел. В самом центре города. И правда - в лиловый цвет выкрашена. А оттуда - пение слышится.
Ну, думаю, надо испытать все банные наслаждения: перекрестился и бодро вошел.
Признаюсь, был немного разочарован. Все, как обычно - на восточный лад: бассейн, жаровня с углями, ковры постелены. Внутри никого.
Вхоже в другую дверь. И здесь бассейн. Чаны с холодной и теплой водой. И тут никого.
Пользуясь случаем - окунулся. Потом еще раз. Пошел другие двери открывать. Опять никого вокруг.
А дальше начались чудеса.
Открыв одну из дверей, обнаружил я за ней роскошный сад. И чего в этом саду только не было: плоды диковинные свисают с деревьев, цветы редкие, птицы чудные, и сам царь-птица, соловей, заливается. До самой животины пробирает. Да не один! Сотни, если не тысячи! А посреди сада - дворец, красоты неописуемой.
И везде столики расставлены: на них сладости, вина, фрукты, лепешки. Все вокруг благоухает, все к себе манит. Не стерпел, отведал и того и другого. Стал по саду бродить, но никого не встретил.
И вдруг слышу музыка заиграла, пение раздается. На всякий случай, думаю, спрячусь-ка я за дерево, кто знает чего ожидать от этого странного места. И тут появляются несколько девушек, одна другой краше. Ближе подходят. Сели за один из столиков, стали есть, пить и веселиться. И тогда самая красивая из них, словно полная луна на небосводе, так говорит:
- А у нас гость! Только трусливый. Стоит голый, бесстыдник, за деревом, и за нами подглядывает. Ума не приложу, почему он не выходит из своего укрытия. Может, мы не нравимся ему, или сила мужская его оставила?
- Не оставила меня сила! - воскликнул я задетый за живое. - И мой разящий меч стал словно бешеный и устремлен прямо к звездам. А не выхожу, потому что раздетый, да природная стыдливость мешает.
Рассмеялась красавица, и приказала одной из девушек принести мне одежды.
И стали мы пировать, приятно беседовать и веселиться. А ближе к ночи, та, что красивее всех, и по-видимому, главная из них, предложила отдохнуть.
- Ты - наш гость, - сказала она. - Твое желание для нас закон. Можешь выбрать любую девушку. И провести с ней время. Не желаешь пойти с Зейнаб? Она красива, и знает толк в любовных утехах.
Глаза у меня загорелись. Я жадно смотрел на Зейнаб: стройная, с высокой и налитой грудью, насурьмленным оком и овальным лицом, с тугими бедрами, со слюной слаще патоки, с гибким станом...
- Ее! - простонал я.
- Правильный выбор. Именно ее я и имела в виду. Зейнаб! - красавица хлопнула в ладоши.
- С любовью и охотой! - отозвалась та, и повела меня в одну из комнат, где стояло роскошное ложе. Она сняла с меня одежды, уложила и бросилась в объятия. Наши уста сомкнулись... И я погрузился в сон.
А когда проснулся, солнце стояло уже высоко, а девушки и след простыл. Я был очень раздосадован, ходил по саду и не находил себе места. "Ну, ничего, наступит вечер, и на этот раз я не оплошаю", - рассуждал я про себя.
И вечер пришел. И все повторилось. Послышалась музыка, пение, появились девушки.
- Как тебе понравилась Зейнаб, чужеземец? - осведомилась волоокая красавица.
Я промычал в ответ нечто нечленораздельное, чем чрезвычайно развеселил ее.
Дело шло к первым петухам, когда она спросила меня:
- Ну и какую девушку ты желаешь на этот раз?
Одна из них в прелестном голубом платье и подобная восходящей луне, улыбнулась мне в лицо. И я подмигнул ей, и любовь овладела моим сердцем, и она увеличивалась с каждым мгновением.
- Вон ту! - указал я на нее. - Пусть она залечит мое сердце и успокоит его. Хочу близости с этой необъезженной кобылицей! С ней, несравненной и не сверленной жемчужиной.
Девушки фыркнули.
- Что же, - промолвила красавица. - Зубейда!
- Слушаюсь и повинуюсь! - откликнулась девушка.
И она потянула меня в ту же самую комнату, где накануне я провел ночь. Мы подошли к ложу, я обнял ее и прижал к груди, и она, приложив свой рот к моему рту, стала сосать мой язык, и я делал то же. И мы игрались, возились и целовались... И вдруг меня сморил сон.
Солнце слепило мне глаза, когда я проснулся. Опечаленный и злой, опять бродил я по саду, не в силах дождаться вечера. "Ну сегодгня я
|
