Пожар Латинского проспекта.13 глава

А ночью ещё и сон приснился — с Ней впервые. Да и не с ней одной… Серёги оба были, и вчетвером, взявшись за руки, переходили они мостик — почти такой же ажурный, как через пруд на Ушакова. Четвёртым-то медвежонок увязался — невесть откуда. Но одет с иголочки — Люба явно постаралась. Сама-то она волосы в хвост собрала: по сну понималось, что очень на что-то сердита. На меня, наверное… А я-то ничего и не делал! Сидел себе тихонько в задних рядах (и во сне — заднескамеечник!) просторного зала серо-ступенчатого здания с большими окнами, в котором угадывалась школа — моя! — бывшая теперь думой — царско- российской ещё (эка занесло!). Вот мимо её окон, спустившись с мостика, квартет гуляющих и прошёл. И в повороте Её головы я вдруг совершенно ясно увидел одновременно и ту — музу № 1.

Вот уж, кого не ждали…

Но что творится нынче в мире,
В дни эти, где позёмка всё мела!
То муза прошлая, к Гавриле,
На ночь не глядя, запросто пришла.

И смог Гаврила объясниться
(И не смотри, что то был сон).
Пришлось, конечно, извиниться:
«Я настоящей, истинной отныне музе посвящён!»

Предатель!

А ведь ты тоже когда-то жил ею. Той — музой № 1! Ей посвятил заглавную повесть, да и всю, по существу, свою книжицу.
             
Ясно — много большего она была достойна. Умница. Чуть, может, противоречивая — в юности своей прекрасной. И потому ещё, что яркая.

Появившаяся в моей жизни Татьяна, со свойственной ей мудростью, вмиг поставила девушку на место: «Она — твоя муза».

Смог бы до конца Гаврила девчонке голову задурить — совсем к тому немного оставалось. Но сильная Татьяна, с ходу в карьер, во время одной вечерней прогулки, меня, что-то о высоких чувствах блеющего, «за метлу» и «прихватила»:

— Ты делаешь мне предложение?

Я только рот и успел открыть…

— Так — нас по психологии учили: женщина определяется в течение минуты… Так… Шестьдесят три… Шестьдесят шесть — я согласна!

«Так» — так «так»! Так или иначе, но, по прошествии лет, я теперь ни о чем не жалел.
Муза № 1 растила двух детишек в добропорядочной своей семье, со спокойным и добрым, чинным мужем, и была, конечно, счастлива.

Так ведь, того я ей всегда и желал!

А какого бы лиха со мной хлебнула?..

Потому как: «Шестьдесят шесть»!..

Если с одной обручился,
Должен с другой попрощаться —
Не нами придуман закон.
/Gavrilla Japan/

Сказать честно, я всё же думал в последнее время о ней — часто. Сравнивая с Любой. Однако вовремя прекратил — не то чтобы не в пользу партнёрши моей сравнение было, но не в мою уж — точно!

Но та муза только на прозу вдохновила, а с этой ещё и на стихи пробило…

Татьяна, впрочем, разницы не находила: «И чего тебя так на стерв тянет?!»

Пусть муза первая на прозу вдохновила,
Но со второю и на стих пробило.
Существенно отличье то?.. Наверняка!

Хореем или ямбом ныне шпарил наш Гаврила!
Татьяна, впрочем, разницы не находила:
«Но почему на стерв упорно тянет дурака?»

Зря всё-таки, Таня, ты так — под одну гребёнку!.. Проза на уровень сложнее поэзии.
             
И вот тут впору бы было и задуматься…

* * *

Предатель, а ты ведь не хочешь сейчас вспоминать той любви! Хоть, где-то за кадром, и сравниваешь их. И сравнения всё не в нашу пользу… Так ведь — и любишь вопреки! Как и тогда — всё было против: и родители её, и друзья твои, и разница в возрасте и занятиях. Да всё это ещё и на нищету твою помноженное… Но ведь — только счастливое было! Да, она не танцевала вовсе, но разве это минус? «Это не моё, — покачала как-то милой головкой, — вот это — моё!» — Она бережно прижимала к груди мои, отпечатанные ещё на механической машинке рассказы.

Безумия в той любви мне и не хватило. Безумия веры в себя…

Теперь наверстать пытаешься?

* * *

В церковь я наведался только восьмого числа. По пути, опять же, на Вадимов дом. Но, всё же, не всуе… Опять вспомнив завет Томека — лет пять в церкви не появляться: на Ушакова «на колэнках» отстоял. Да уж — когда «палубу» мостил, только чтобы выбрать камень да принести сухой раствор, с них поднимался.

— Перед её величество работой — на колени! — командовал я сам себе, опускаясь на мягкие резиновые наколенники, которые, казалось зимой, даже грели (худо было в них в летнюю жару — колени прели).

Уж лучше перед работой, чем перед…

Местная церковь находилась в длинном, почти глухом от окон, прямоугольном здании, в котором явно угадывался бывший спортзал, и единственным украшением которого был портик о четырёх прямоугольных колоннах с торца. В храме не было ни души. Горели свечи, и Младенец, к радости всех, явился на свет под свежей хвоей сооружённого на эти дни из еловых веток маленького шалаша.

…Там, на Ушакова, я частенько крестился, заходя утром во двор. Чтоб работа, конечно, быстрее нынче шла, и чтобы хранило Небо от зла, неутомимо меня (да и не меня одного) преследующего в этом периметре.

— Ну, ты, Лёха, как чего-нибудь отчебучишь! — покачал как-то головой увидавший из окна это Олежка. — Вошёл, перекрестился на дом, как на Храм!..

Да если от вас, демонов, спасу нет!..

Тёмных сил здесь хватало! Даже хозяина они однажды достали…

— Лёха, ты в это воскресенье работаешь? — подскочил как-то в пятницу — ещё на втором, верно, году работы — ко мне Гриша.

Я, не будучи сам железно уверен, без раздумий кивнул готовно и лихо:
             
— А как же!

— Хорошо, — улыбнулся Григорий, имевший, как надо мной «смотрящий», определённые, пред хозяином, дивиденды морального плана за мои сверхурочные, — просто шеф попа привезёт…

— ?..

— Дом освящать. Сам же видишь: блуда какая творится!

Да, досадные, мягко сказать, вещи здесь приключались с незавидным постоянством. То декоративная штукатурка по всему фасаду пошла вдруг трещинами — когда он уже был покрашен, само собой! Так то ж хлопцы, в каком-то колхозе Альвидасом найденные, забыли перед её нанесением поверхность грунтовать: какая здесь нечистая сила? Альвидас — и только!.. То вдруг подвал залило: кто-то, сердобольный, как показало вскрытие уже облицованного плиткой пола, в канализационную трубу разрезанную пластиковую бутылку всунул — «бомбу» замедленного действия. Опять же — дело рук человеческих, в которые Альвидас, должно быть, чего-то недодал — недоложил.

Чёрт — самый настоящий!

— Ого! — обрадовался я. — Так, может, батюшка и меня, с бока припёка, крестным знамением осенит?

— Конечно!..

Но в субботу Гриша возник опять. Впопыхах.

— Значит, Алексей, завтра отдыхаешь: шеф сказал, чтоб никаких строителей близко не было!
Правильно: чтоб никаких, на фиг, в округе чертей, когда дом крестом животворящим освящать будут!

…И всё же Небо не оставляло меня здесь, вкладывая тот самый камень в мою руку в моменты самого отчаяния — и тот вставал в каменный рисунок вершающим моментом, наполняя ослабевшую было душу уверенностью и мужеством: «Всё будет хорошо,
и ты пройдёшь этот путь до достойного завершения – на «ура!»

Небо не оставило меня там. Спасибо Ему!..

* * *

Я опять остался на работе с ночёвкой: всё-таки, сегодня попозже закончу — завтра, глядишь, пораньше начну. Да и на проезд не потрачусь. Да и домой пусто не вернусь… В моём замечательном, подаренном Татьяной синем кузовке ещё оставалась горбушка хлеба, несколько ломтиков ветчины и пара зубчиков чеснока, а в целлофановом пакетике пара же «бомж-пакетов» — супов быстрого приготовления — и целая пачка чая.

Да на нём одном — неделю здесь могу продержаться!

А ещё было несколько килограммов соли — Вадим привёз. Пластиковая труба, идущая в
фундаменте в дом, замёрзла, и теперь приходилось хозяину, патрубок открыв, соль в ней растворять — чтоб отошла.

Славина с Джоном работа — надо же трубы было утеплять, колхоз «Победа»!

— Да я теперь понимаю, — грустно говорил Вадим, — что они на моём доме учились.

Эх: «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной!» Которой, наверняка, друзья мои чашу весов твоего, Вадим, выбора строителей дома своего, в свою сторону и склонили.

Долго, наверное, искал, кому доверить! Но, главное же — нашёл!

Да, Вадим, не один пуд соли ты со своими подрядчиками в трубу спустишь!

К чести Вадима, пищевую он возил без лишнего шума: ушаковские ребята первым делом бы халтурщиков «подтянули».

А вообще, Вадим, людям надо где-то учиться!.. «Мы все учились понемногу — чему-нибудь…» — и где-нибудь.

Одолжившись вечером про запас у уезжавшего Вадима полтинником рублей (а дорога бы туда—сюда в сто вышла!)«побёг» я сразу в магазинчик, что находился, сквозь дворы, в паре минут ходьбы. Где взял четвертинку хлеба, четвертинку же литра — аскет! — и большущую, в придачу — на сдачу, луковицу.

«Contigo — pan i cebolla» — с тобою хлеб и лук. С милым — рай в шалаше, по-нашему. И лук зимой — не только для идиллии.

Морозный снежок сладко хрустел под ногами, и чистые звёзды ясно светили в божественной тишине.

И не семени я сейчас в летних рабочих кроссовках и наброшенной лишь на плечи куртке безлюдным этим переулком — разве бы увидал, ощутил такую вот — в минуту эту! — красотищу?!

А в магазине маленьком, в придачу,
Купил большую луковицу я на сдачу:
«Contigo» — мол — «pan I cebolla»: с тобою хлеб и лук!

И пусть не с Ней сейчас я, но в удачу
Любви своей поверив, не заплачу,
С тобою, репчатый, слезоточивый ты мой друг!

Не мешкая, я разложил на козле (И на козле я вольно снедь разброшу. Козёл тот — деревянный, знать — хороший!) королевскую свою снедь, всунул кипятильник в кружку с водой, крутанул пробку против часовой стрелки, и пиршество началось!..

Против часовой стрелки…

Перекрещённый свет двух переносок становился всё ярче: его сполна хватало, чтобы
турнир, наконец, состоялся! И виден был уж блеск паркета, и слышалось волнующееся
дыхание участников. И грянули мелодии вальса!.. И многочисленные зрители, в три трибунных ряда, среди кружения пар восхищённо смотрели, преимущественно, конечно, на нас. На других лишь поглядывали, можно сказать — только отвлекались. Больше
пленяла взоры, конечно, прекрасная партнёрша, но и на мою долю законно перепадало: «Какая красивая пара!» Естественно, такую мы показывали технику, являли такую хореографию, что кое-кто из судей засомневался: «А это точно начинающие?»… Окончательно сразил же я всех наповал, когда, держа в одной руке у груди переходящий кубок области, а в другой микрофон, громогласно заявил: «Это, конечно, победа двоих!.. Моей замечательной партнёрши и… (тут выдержалась пауза) студии танца «Арта»!»

Шквал аплодисментов был ещё одной наградой. Как и вздымающаяся грудь моей партнёрши, упорно смотрящей в сторону, и безмерное счастье на лице бандерши Татьяны.

Татьяна с Семёном были тоже, кажется, довольны, но … Такой вечер надо было продолжить!.. И потому, собрав в карманах одежды и робы все наличные («Завтра у Вадима аванс рублей в сто стегану!») поспешил, за продолжением банкета, в друже-
ственный магазинчик маленького городка: благо, работал он до одиннадцати.

* * *

«А тебе там спать есть где?.. Точно?» — дотошно всегда выпытывала, на каком бы объекте я ни оставался, Татьяна. «Конечно!» — глазом не моргнув, неизменно заверял я, зачастую малость и привирая. Так то ж для пользы дела! Но здесь, у Вадима, для ночёвки было всё: тёплая батарея под подоконником, свитер под голову и телогрейка — укрыться.

Да и Таня нынче уже ничем не